Страх. Сборник
Шрифт:
Фотограф поставил рюмку, посмотрел на буфетчика:
– Не верю. Мало чего болтают на базаре.
– Правда. Мой брат оттуда бежал. Рядом с его домом они убили всю семью.
– О, Тройский, Тройский. А ваш брат ничего не путает?
Буфетчик усмехнулся горько:
– Христом клянусь.
– У Смол лес, а там кого только нет. Спасибо. До свидания.
В маленькой квартирке фотограф снял пиджак и галстук, надел синий халат. Сегодня у него много работы. Завтра надо успеть отдать снимки. Честь
Горит красный фонарь. Вспыхивает и гаснет увеличитель. Падают в ванночку листы фотобумаги. Появляются на ней веселые лица людей в военной форме. Широкие улыбки солдат-фронтовиков, радостные девичьи лица.
Улыбка, лицо. Улыбка, лицо. Группа солдат. На снимке крупно лицо человека в офицерской форме. Фотограф поправляет увеличитель. Опять опускает в ванночку новый снимок. Сквозь закрепитель медленно проявляется на бумаге лицо.
Оно проступает медленно. Сначала глаза, потом лоб, потом тонкие губы, тяжелый подбородок. Фотограф долго смотрит на отпечаток, аккуратно вынимает его, идет в комнату, кладет на стол, закуривает сигарету и опять долго разглядывает лицо офицера.
В чулане у него архив. На полках стоят сотни пластинок, к каждой из которых прикреплен маленький контрольный снимок. Фотограф ищет, тщательно перебирая каждую пластинку. Кажется, нашел. Он снова идет в лабораторию. Вспыхивает увеличитель. Плавает в ванночке бумага. И опять медленно проступает лицо. Сначала глаза, потом лоб, потом тонкие губы, тяжелый подбородок. На снимке лицо офицера, только теперь он в щеголеватом костюме, галстук-бабочка, волосы аккуратно причесаны на косой пробор.
Фотограф смотрит на эти снимки, а в памяти всплывает пивная и голос буфетчика: «Рядом с его домом бандиты, переодетые в русскую форму, убили всю семью». На квитанции подпись: «Пан Ромуз. Коммерсант». Микульский складывает снимки в пакет и, оглядев комнату, гасит свет.
Фотограф почти бежит по серым предрассветным улицам.
– Стой!
Из-за угла появляется патруль. Два офицера и два солдата с автоматами.
– Документы.
– Вот! – Фотограф достает паспорт, в него вложена справка.
– Ваш ночной пропуск.
– У меня его нет. – Фотограф волнуется. – Мне срочно нужно в милицию.
– В милицию? – переспрашивает офицер. – Не часто видишь человека, торопящегося в милицию…
– Давай его! – Подполковник Павлов застегнул гимнастерку, крепко потер ладонями опухшее, сонное лицо.
Фотограф вошел в кабинет, сел к столу, молча достал снимки:
– Вот.
– Что «вот»? – с недоумением спросил подполковник.
– Этот человек фотографировался у меня в прошлом году на кенкарту. Тогда его фамилия была Ромуз. Профессия – коммерсант. Вчера он пришел ко мне в форме капитана.
– Этот? – Павлов пододвинул снимки к лампе.
– Да, товарищ подполковник.
– Товарищ Микульский, мне сказали, что вы были в подполье?
– Да, помогал немного.
– Можете напечатать
– Конечно.
– Мы заплатим…
– Не надо.
– С вами пойдет наш офицер. Когда Ромуз должен забрать снимки?
– В полдень.
Сначала послышалось шипение. Потом над площадью поплыл треск, словно где-то рядом ломали забор, потом начали бить часы на старом костеле. Звук их был неожиданно мелодичный и радостный.
Токмаков беззаботно бросал в рот сладкие ягоды малины. Он стоял, прислонившись к стене дома, лениво оглядывая площадь. У парикмахерской чистил сапоги болтливый старшина в авиационной форме, девушка с погонами старшего лейтенанта разглядывала афишу кинотеатра, возились шоферы у машин с заглохшим мотором, лениво прохаживались у кинотеатра военные.
Все было обычно, как вчера, позавчера, неделю назад. Но Токмаков видел, что площадь уже стала капканом, все выходы из нее плотно закрыты.
Время тянулось медленно, как телега по разбитым колеям. Часы на костеле показали 12.30. Старшина-летчик скучающей походкой подошел к фотографу, сел в кресло. Его место заняла девушка – старший лейтенант.
13.00. Солдаты вынули двигатель из машины и сели покурить.
13.20. Токмаков вошел в парикмахерскую, занял очередь.
13.31. Офицер появился на площади. Вот он, Ромуз. Токмаков сразу узнал его!
Офицер подошел к фотографу. Тот начал медленно перебирать снимки. Протянул. Офицер пожал ему руку и пошел.
Токмаков «вел» его по городу. Да, этот человек хорошо знал все проходные дворы, улочки, лазейки в развалинах. Чем дальше он уходил от центра, тем труднее было следить за ним. Так он крутился по городу минут двадцать и наконец свернул на узкую полуразбитую улицу.
Начинался район развалин. Улица вилась меж облупленных домов.
Токмаков догнал его:
– Простите, товарищ капитан, разрешите прикурить.
Ромуз полез за спичками.
Из-за угла выскочила «эмка», она поравнялась с Ромузом, и сильные руки прямо с тротуара дернули его в машину.
– У нас мало времени. – Подполковник Павлов прошелся по кабинету. – Нам некогда слушать и разбираться в вашем вранье.
Ромуз сидел на табуретке, руки связаны за спиной.
– Вы же прекрасно понимаете, что завтра мы проверим ваши документы. Но мы даем вам шанс.
Ромуз молчал.
– Так. – Подполковник усмехнулся. – Глядите. – Он поднес к лицу задержанного две фотографии.
Лицо Ромуза дернулось.
– Ну что, будем молчать дальше?
Капитан вздрогнул, будто его ударили кнутом, попытался встать.
– Вот! – Павлов выбросил на стол пачку сигарет «Каро». – Это изъято у вас. А это… – Павлов положил рядом раздавленную сапогом пачку. – Эта лежала в Смолах. На дворе убитого Андрея Капелюха.
– Нет!
Ромуз закричал, забился.