СТРАХ
Шрифт:
Как бы то ни было, секс между людьми не может быть показан в классе, поэтому считается, что спаривания животных вполне достаточно. Лошади. Обезьяны. Собаки. Нам пришлось пережить целый зверинец. Но потом появились львы, и я сразу понял, что эта пара будет другой.
Самка рычала, подняв шерсть, когда они кружили вокруг друг друга. Самец набросился на самку и прижал ее к земле своими мощными передними лапами. Она пыталась бороться. С рычанием самец вонзил зубы в ее горло, усиливая давление, пока львица не опустила голову на лапы в знак покорности. Затем он опустился на нее и на спеша
В пыльном солнечном свете африканской саванны они оба казались отполированными идолами.
Интересно, каково это — иметь такую власть над женщиной? Чувствовать ее под собой, такую же красивую, золотую и прекрасную, как солнце, наполовину желающую, наполовину сопротивляющуюся? Знать, что ты держишь ее за горло? Я хотел бы получить такой опыт.
Но я хочу кого-то необузданного — кого, как дикого жеребенка, я могу сломать и переделать так, как захочу. Для правильного подчинения необходима некая мягкость, в сочетании со скрытой чувственностью. Такие женщины невинны, но только потому, что им нужен кто-то, способный обеспечить освобождение, которое они в противном случае не смогли бы найти самостоятельно.
Я изучал первокурсницу в моем классе Искусств, которая кажется многообещающей. Она занимается легкой атлетикой. Однажды я увидел ее, когда она сидела на трибуне и заканчивала набросок рисунка — даже не помню, что там было изображено, настолько был поражен тем, как она бежала.
Она выглядела такой дикой и свободной там, на треке. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать в ней скромную девушку со странным именем, которая всегда молчит. А еще спортивная форма обнажала ее тело, на которое у меня никогда прежде не было причин обращать внимание. Но сейчас я определенно заинтересовался.
Кто бы она ни была, я хочу ее.
И я рисовал ее, хотя она этого не знает. Я нарисовал нас вместе, окутанных мраком в классе Биологии — я в образе льва, она львица, ее голова повернута в сторону, чтобы обнажить для меня горло. Я одел ее в шкуры ее добычи, когти, зубы и кости различных жертв были нанизаны на ожерелье, которое тяжело висело у нее на груди.
Себе я нарисовал мех. Черный, а не золотой, чтобы лучше охотиться среди теней. Кровь размазалась по моим рукам и груди, одной рукой я обхватываю ее шею, другой запутался в ее волосах. И все это время мои штаны становились все теснее, а дыхание участилось настолько, что я был вынужден покинуть класс.
Она пробуждает во мне такие сильные чувства, что порой я не знаю, что буду делать. Думаю, могу причинить ей боль, если подойду слишком близко. Потому что мысль о том, чтобы охотиться на нее, вызывает у меня такой же трепет, как у мужчин, которые гоняются за лисицей по лесу. А потом я размышляю о своих планах на будущее и о том, как такая девушка может разрушить их, если меня поймают.
Но что, если она хочет, чтобы ей причинили боль? Что, если, как кремень поджигает трут, я смогу уговорить ее вспыхнуть? Гореть для меня, и только для меня? И я помню, как эта девушка бежала против ветра, и знаю, что пути назад нет. Я — ее будущее, а она — просто моя.
***
Ее зовут Валериэн. Имя ей подходит, но, с другой стороны, я и не ожидал меньшего.
В
Мне нравится видеть, как близко я могу подойти, прежде чем она заметит мое присутствие. Бывают моменты, когда ее глаза, кажется, встречаются с моими, и бывают моменты, когда она чрезмерно рассеяна. Сегодня, например, я мог бы протянуть руку и схватить ее. Я мог бы просто молча наблюдать за ней.
Но в душе я джентльмен и поэтому оставил ей подарок. Красная роза — символ страсти. Меня так и подмывало оставить ей веточку свежего жасмина, но это показалось мне безвкусным. Возможно, и к лучшему, учитывая тот отказ, с которым было встречено мое подношение.
Интересно, что она решила сохранить стихотворение. Сентиментальность — или осторожность? Я подозреваю последнее, но мне забавно думать о ней как о романтичной девушке, которую так легко соблазнить красивыми словами и пустыми обещаниями.
***
Мои наблюдения дали мне гораздо больше, чем я ожидал. Должен признаться, что очень доволен тем, что видел до сих пор. Очень доволен.
Эта ее подруга вызывает некоторое беспокойство. Она видит меня насквозь — или думает, что видит. Во всяком случае, она видит достаточно, чтобы понять, что ей это не нравится. Умная девочка. Она тоже хороша собой, но холодна и жестока — и слишком коварна. Вряд ли она вообще заслуживала моего времени и внимания, хотя ее дерзкий ответ был весьма занятным. Действительно, Список ненависти.
Когда они вдвоем ушли, я изучал котят, пытаясь понять, что же в них нашла Вэл, что так ее удерживало. Может быть, ее привлекают невинность и беспомощность? Эта мысль заставляет меня улыбнуться, потому что именно это в ней и держит меня в плену.
Котенок оскалил клыки, когда поднял его для осмотра. Я держал его подбородок высоко, чтобы он не мог укусить или пошевелить головой, глядя прямо в его большие голубые глаза, пока ждал, когда он перестанет шипеть и сопротивляться. В конце концов он потерял интерес кусать меня, и когда его маленькое тело успокоилось, я ослабил хватку. Он осторожно обнюхал мои пальцы и, слегка опустив глаза, потерся щекой о костяшки. Я послушно, хотя и рассеянно погладил его.
Она хорошо ладит с животными. Я это видел. Она может уговаривать бродячих полосатиков из кустов, брать еду из ее рук и даже, при случае, позволять ей гладить их мех. Они не боятся ее, как боятся меня, и все же в своей грубой манере она излучает смутную атмосферу компетентности, которая одновременно неосознанная и грозная. Защитница. Я подозреваю, что именно это заставляет животных так безоговорочно доверять ей.
Внезапное щекочущее ощущение вернуло меня в настоящее. Котенок забеспокоился и начал извиваться, пытаясь перелезть через мою руку. Когти, которые ранили Вэл, были убраны, но это скоро изменится. Маленькое существо начинало терять терпение. Я в последний раз погладил его, прежде чем опустить рядом с остальными.