Страхи мудреца. Книга 2
Шрифт:
После последней остановки Фелуриан подступила в темноте ко мне вплотную и прижалась всем телом. Она одарила меня долгим и крепким поцелуем, и я уже думал было, что этот поцелуй перейдет во что-то более интимное, когда она отстранилась и мягко выдохнула мне в ухо:
— Тише! Они летят.
Несколько минут я тщетно напрягал зрение и слух. Потом вдали показалось что-то светящееся. Оно тут же исчезло, я уже подумал было, что мои глаза, истосковавшиеся по свету, шутят со мной шутки. Но тут я увидел новую вспышку. Еще две. Десять. Сотня бледных огоньков, тусклых как гнилушки, плясала меж деревьев, приближаясь к нам.
Мне
И тут они окружили нас, застигнув меня врасплох. Огоньки оказались меньше, чем я думал, и куда ближе. Я снова услышал этот приглушенный шорох снегопада, на этот раз со всех сторон сразу. Я так и не мог понять, что же они такое, пока один из них не коснулся моей руки — легонько, как перышко. То были какие-то мотыльки. Мотыльки со светящимися пятнышками на крыльях.
Они сияли бледным серебристым светом, слишком слабым, чтобы что-то освещать. Однако сотни мотыльков, пляшущих среди древесных стволов, обрисовывали очертания того, что было вокруг. Некоторые из них усаживались на деревья или на землю. Несколько опустились на Фелуриан, и хотя я по-прежнему видел всего лишь несколько сантиметров ее бледной кожи, их движущийся свет все же помогал мне следовать за ней.
После этого мы шли довольно долго. Фелуриан вела меня вперед меж стволов древних деревьев. В какой-то момент я почувствовал под ногами мягкую траву вместо мха, потом рыхлую почву, как будто мы пересекали свежеборонованное поле. Какое-то время мы шли извилистой дорожкой, вымощенной гладкими камнями, которая провела нас по арке высокого моста. И все это время мотыльки следовали за нами, позволяя мне лишь смутно догадываться о том, что нас окружает.
Наконец Фелуриан остановилась. К этому времени тьма была такой густой, что я буквально чувствовал ее на ощупь, словно окутавшее меня теплое одеяло. Судя по шуму ветра в кронах деревьев и по порханию мотыльков, мы стояли на открытом пространстве.
Звезд над головой не было. Если мы находились на поляне, то, видимо, деревья были такие огромные, что их ветви смыкались у нас над головой. Но кто знает — мы вполне могли находиться и глубоко под землей. А возможно, небо в этой части Фейе было пустым и беззвездным. Эта мысль меня почему-то встревожила.
Тонкое ощущение того, что все вокруг спит, но бдит во сне, здесь сделалось еще сильнее. Если остальная часть Фейе казалась просто спящей, то здесь казалось, что все только что зашевелилось и вот-вот проснется. Это нервировало.
Фелуриан мягко уперлась ладонью мне в грудь, потом прижала палец к моим губам. Я смотрел, как она пошла прочь, негромко напевая обрывок песни, которую я для нее сочинил. Но даже этот лестный факт не мог отвлечь меня от мысли о том, что я нахожусь в самом сердце королевства Фейе в чем мать родила, слепой и понятия не имею, что происходит.
Группка мотыльков села на Фелуриан, на запястье, бедро, плечо и спину. Это давало мне смутное представление о том, что она делает. Если бы меня попросили угадать, чем она занимается, я сказал бы, что она что-то собирает с деревьев, под
Минут через десять Фелуриан вернулась и поцеловала меня. В руках у нее было что-то мягкое и теплое.
Мы пошли назад тем же путем. Мотыльки постепенно утрачивали к нам интерес, так что находящееся вокруг различалось все более и более смутно. Наконец, после промежутка времени, показавшегося мне бесконечным, впереди, между стволами, забрезжил слабый свет. То был всего лишь тусклый свет звезд, но в тот момент он показался ярким, как занавесь из пылающих бриллиантов.
Я направился было в ту сторону, но Фелуриан остановила меня, ухватив за локоть. Не говоря ни слова, она усадила меня там, где первые, слабые лучи звездного света, проникшие сквозь кроны, падали на землю.
Она осторожно прошла между звездных лучей, избегая их так, точно они могли ее обжечь. Очутившись между ними, она опустилась на землю и села скрестив ноги, глядя на меня. Собранное она держала на коленях, но я не мог понять, что это — так, нечто темное и бесформенное.
Фелуриан протянула руку, взяла один из звездных лучей и притянула его к темной массе, которую держала на коленях.
Я бы, наверное, удивился куда сильнее, если бы Фелуриан не вела себя так небрежно и непринужденно. В тусклом свете я увидел, как ее руки сделали какое-то знакомое движение. В следующую секунду она снова протянула руку, почти рассеянно, и взяла щепотью другую тонкую прядь звездного света.
Она притянула ее так же легко, как первую, и поступила с ней точно так же. И вновь это движение показалось мне знакомым, однако я никак не мог понять, что же это такое.
Фелуриан принялась что-то негромко мурлыкать себе под нос и потянулась за следующим лучом звездного света. Сделалось чуть светлее. То, что лежало у нее на коленях, выглядело как плотная темная ткань. Увидев это, я осознал, что мне это напоминает: моего отца за шитьем. Она что, шьет звездными лучами?
Шьет звездными лучами… И тут меня осенило. «Шаэд» значит тень. Она каким-то образом принесла с собой охапку тени и теперь сшивает ее звездными лучами. Она шила мне плащ из тени.
Абсурдно звучит, да? Мне это показалось абсурдным. Однако, невзирая на мое невежественное мнение, Фелуриан взяла еще одну прядь звездного света и поднесла ее к своим коленям. Я отбросил всякие сомнения. Только глупец не верит тому, что видит собственными глазами.
К тому же звезды надо мной были яркими и незнакомыми. Я сидел рядом со сказочным существом. Она тысячу лет оставалась юной и прекрасной. Она могла остановить поцелуем мое сердце и разговаривать с бабочками. Стоило ли теперь начинать сомневаться?
Через некоторое время я подсел поближе, чтобы лучше видеть. Она улыбнулась, когда я сел рядом, и торопливо чмокнула меня в щеку.
Я задал пару вопросов, но ее ответы были либо бессмысленны, либо безнадежно небрежны. Она понятия не имела ни о законах симпатии, ни о сигалдри, ни об аларе. Она просто не думала, будто есть нечто особенное в том, чтобы сидеть в лесу, держа на коленях охапку тени. Сначала я обиделся, потом мне сделалось ужасно завидно.
Я вспомнил, как нашел имя ветра в ее беседке. Я чувствовал себя так, словно впервые в жизни пробудился по-настоящему, истинное знание струилось в моей крови, точно лед.