Страховщики
Шрифт:
— Эй, ты! Порождение зла! Убирайся с этой земли или подтверди свои притязания на нее вызовом Императору!
Эхо услужливо повторило Астовы слова, но чудовище высокомерно молчало. Их разделяли вода и воздух, но демон не послал знака ни с тем, ни с другом. Керрольд постоял немного, пожал плечами, потом повернулся к рыцарю спиной, уверенный, что противник в спину не ударит.
— Он не хочет драться! — крикнул Аст.
Несколько мгновений Император молчал.
— Да рыцарь ли это? — спросил он, наконец, сразу у всех.
— Может быть ему нужна вызывная грамота? — вслух подумал эркмасс. —
Это правило помнили не многие, но знатоки церемониала не забывали, что когда-то вызов на битву происходил несколько иначе, чем сейчас.
— Стрелу, перо, пергамент, — скомандовал Император.
Эвин, благоразумно оставшийся во втором ряду, с любопытством рассматривал чудовище. Эркмасс назвал его Железным Рыцарем, но он еще не решил для себя что это — зверь, рыцарь или демон.
Он оказался большим, куда больше чем каждый их стоящих тут людей, но не казался страшным. У него не имелось ни рук, ни ног, у него не имелось никакого оружия, кроме странного копья, у него даже не было головы, но все-таки каждый из тех, кто стоял на берегу чувствовал, присущую ему опасность.
Аст Маввей натянул тетиву и, обернув стрелу посланием, выстрелил вверх. Послание поднялось вверх, но на тот берег не попало. Железный рыцарь сказал «ду-дут» и расщепленная стрела, словно подбитая птица, шлепнулась в воду. На глазах всех, кто стоял на берегу, белый клочок пергамента понесло течением в сторону славного города Саара. По рядам воинов прокатился грозный гул. Головы завертелись, выглядывая Императора.
Это, безусловно, следовало считать или оскорблением или вызовом Только некому оказалось разбираться что именно. Судейские, безусловно, отнесли бы это преступление к разряду оскорбления величества, но где их тут найти?
Чувствуя ритм происходящих событий, Эвин повернулся. Император в десятке шагов позади него махнул рукой, и рой стрел взлетел над рекой.
За его спиной, откуда-то с холма раздался громкий, не человеческий крик.
Потом, после всего того, что произошло, Эвин понял, что это был знак беды. Знак большой беды!
… Если в мир приходит колдовство, то нечего удивляться тому, что не хватает слов, чтоб описать его. Враг на том берегу вздрогнул. Рядом с ним вспыхнул потусторонний огонь, и берег накрыли две дымные струи. Полдыхания спустя еще. И еще…
Что-то мягкое, словно зашитый в подушку кусок ветра приподняло Эвина над землей и бросило вперед. Словно во сне несколько долгих мгновений он летел вперед, гадая, куда придется упасть. От того, что рано или поздно это придется сделать, холодели спина и сердце — весь берег под ним усеивали валуны самого негостеприимного вида. Забывшись, от огорчения он попробовал согнуть руки и по-лягушачьи оттолкнуться от воздуха, но руки не согнулись. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Порыв, подхвативший его и приподнявший над землей, превратился в грохот и вместе с ним упал в воду. Удача не изменила Эвину и тут — место оказалось довольно глубоким и без камней.
Доспехи потащили вниз и, проломив податливую воду, пловец сквозь нее увидел, как следом за ним быстро течет к берегу зеленоватое облако. Внутри него что-то яростно клокотало, сверкая яркими оранжевыми сполохами, но уже через
Через мгновение Эвин ощутил, как что-то сдавило голову и тут же сгинуло. Взбаламутив воду, облако прокатились над ним, оставив на поверхности грязную пену.
Несколько мгновений он смотрел вверх, забыв, где находится, но тут в груди кольнуло — тело просило воздуху. Эвин попробовал оттолкнуться от дна и всплыть, но доспехи тянули его к песку и тине. Неуклюже ворочаясь в ставшей врагом воде, он попробовал еще раз, но небо над головой осталось все столь же недосягаемым. Руки сами собой потянулись к ремням, но он замер. Страх поднял голову, но он придавил его. Остаться без доспехов в самом начале дела — что могло быть глупее. А дело, наверняка, только-только начиналось.
В прозрачной воде он видел шагов на десять. Голова завертелась, отыскивая камни. Вон они…
Покрытые тёмно-зеленым мхом валуны лежали на желтом песке, словно кто-то прозорливый и давно предвидевший неприятности, что должны были произойти с ним, выложил их тут, чтоб он без особых трудов выбрался на берег.
Вылезти целиком он не успел, только голову высунул.
Железный Рыцарь стоял в тридцати шагах и негромко сопел, поводя копьем вдоль берега, на котором дергались панцирники, одержимые злым колдовством. Воздух вокруг наполнялся железным грохотом и криками гибнущих воинов. На его глазах облако настигло не успевших еще подняться с земли панцирников и те, хватаясь за лица и корчась, падали на камни.
Три вздоха демон стоял неподвижно, но на четвертый совался с места и помчался в сторону…
Едкий желтоватый туман окутывал берег и каждый вздох наполнял грудь смертью. Он рвал тело кашлем, словно с каждым вздохом внутрь попадали раскаленные иглы, но другого воздуха вокруг не нашлось. Глаза жгло, словно кто-то водил перед ними горящей головней.
Одного взгляда на берег ему хватило, чтоб понять, что сражение окончилось, и кто вышел из него победителем. Эвин, извиваясь червяком, освободился от ненужных уже доспехов и, оттолкнувшись ногами, поплыл в сторону, туда, где воздух не оскверняло это желтоватое колдовство. Детская привычка позволила ему проплыть под водой шагов тридцать. Он высунул наружу нос только в зарослях камыша.
По всему берегу лежали трупы. Ветер потихоньку развеивал колдовской туман, и за ним все отчетливее различались тела — живые, полуживые и вовсе мертвые латники. Слышно было как кого-то рвало, кто-то вопил, призывая милость Кархи на проигравших. Раздвигая грудью воду, Эвин пошел к берегу. Получить стрелу в спину он не боялся — другой берег оставался презрительно пуст. Сделав что должен, Злой Железный Рыцарь пропал, убравшись по своим делам.
По реке плыли тела неудачников. Эвин присмотрелся, и, с натугой разрывая упругие водяные струи, рванулся назад. В двух шагах от него плыло тело в алом плаще. Этот плащ Эвин знал. Не веря своим глазам, он ухватился обеими руками за него и труп повернулся. Он узнал и лицо. Оно смотрело на него каждой золотой монеты. Не желая верить в то, что произносят его губы, он завопил: