Страна падонкаф
Шрифт:
— А Игорь и Пискля?
Это Димас напомнил Лехе, зачем, собственно, они сюда пришли. Нарисовались.
Мандинго недоуменно смотрит на нациков.
— Это кто?
— Наши партайгеноссе, — поясняет Леха, и к Витасу: — Ты ничего не слышал? Как они погибли?
Витас качает головой.
— Нет. Ты же помнишь тот день?
— Еще бы!
— Сумасшедший какой-то выдался денек. Игорь и Пискля погибли тогда на реке. Тут рядом.
Димас внимательно глядит в лицо Витасу.
— Ты сам веришь, что Игорь ни с того ни с сего застрелил Писклю, а потом покончил с собой?
Леха подкидывает аргумент:
— Причем Игорь не застрелился из того же пистолета, а заколол себя пикой! Вообще жесть!
— Трудно поверить в то, что Игорь вдруг сошел с ума, — соглашается Витас.
— А что вообще они могли делать на Мухаче? — задает вопрос Димас.
Витас пожимает плечами.
— Понятия не имею. Мне Игорь ничего не говорил. Можно предположить, что у них была с кем-то встреча.
— Чем она закончилась, мы в курсе, — замечает Леха.
— Давай тогда спросим у маньяка, — деловито предлагает Димас. — Наверняка он знает.
— Давай.
Убийца не дает пощады своим жертвам и не ждет ее. Если его вычислят… В Мухачинске неписаные законы, как у зайцев в дремучем лесу. Главное — чтобы не поймал более сильный. Поймает тебя хищник — умрешь.
Про зайцев — это потому, что внимание убийцы привлек розовый заяц с большим красным сердцем в лапах. Такую милую игрушку хорошо дарить любимой женщине. Убийца и подарил. У одной забрал — другой отдал. Правда, забрал вместе с жизнью. Подумаешь! Это уж так получилось.
Завтра убийца заберет еще одну жизнь. Никчемную. Никому не нужную. Жизнь дворового идиота. Наверное, никто и не заметит, что с улицы пропал Леша Лябин. Это же не человек. Так, плесень. Может быть, только голубям будет не с кем играть в догонялки. Да неизвестная женщина-громкоговоритель в двадцатом доме поплачет. А может, наоборот — вздохнет облегченно.
Убийца не думает о том, что это убийство будет для него последним. Почему же? Зачем лишать себя одной из немногих ему доступных радостей? Конечно, кто-то при этом умирает, но разве иначе они будут жить вечно? Здесь нет никакой коллизии. Все равно его жертвы неизбежно умрут. С помощью убийцы лишь немного раньше.
— Что будем делать? — Мандинго спрашивает сразу всех. Вариант с полицией, конечно, однозначно отпадает.
Лущай многозначительно кашляет, привлекая внимание всего общества. Потом не торопясь затягивается сигаретой. Все терпеливо ждут, что он скажет. Даже Леха. Манерно выпустив табачный дым изящными колечками, Лущай сообщает:
— Есть у меня знакомый. Надежный кореш. Он имеет выход на одну команду. Невозможно крутейшие перцы! Их четверо. Бывшие баскетболисты. Все за два метра ростом.
— И в чем проблема? — спрашивает Леха.
Лущай снисходительно смотрит на Леху. Любой бы снисходительно смотрел на окружающих с двухметровыми баскетболистами за спиной.
— Проблема в том, что эти перцы работают за реальное бабло. И лучше за зеленые амерские рубли. За у.е. — убитые еноты.
— Тогда не пойдет. У нас денег нет, — разочаровывается Витас.
— Обойдемся без них. Сами справимся!
Это Лёня-трансвестит грозится. Беспощадная эмо-челка на глазах, а глаза совсем пластмассовые. От злобы. Как свирепые пуговицы. Трудно себе представить свирепые пуговицы, но правда. Такие свирепые, что даже оторопь берет. Однако Лущай на Лёню внимания ноль и продолжает:
— Кроме того, они валят всех, кто им попадется. На глушняк! Свидетелей не оставляют. Никого! Хоть старуху, хоть бебика.
— Ты предлагаешь договориться с этими баскетболистами? — спрашивает Леха.
Лущай скалится.
— Нет, просто хвастаюсь!
— Это все не в кассу! Зачем нам чужие отморозки? — поддерживает Лёню Витас. Он глядит на Димаса и Леху — Своих хватит!
Димас согласно кивает.
Понижает нарастающий боевой настрой опять Мостипан.
— Все равно я не уверен, что это правда! Прикончите человека, а он и ни при чем! Что тогда?
У Мандинго есть предложение:
— Значит, нужно поймать маньяка с поличным! Устроить засаду!
Димас напоминает:
— Нам все равно нужно его расспросить про Игоря и Писклю.
— Значит, брать только живым! — гогочет Лущай. Его пацанчики вторят ему.
Неуместное веселье обрывает Лёня-трансвестит.
— Эта гнида должна сдохнуть!
Лущай с интересом смотрит на Лёню.
— Я вот никак не пойму, почему ты-то так ненавидишь этого психопата?
Лёня мгновение колеблется, потом признается:
— Он убил мою сестру — Наташу. Давно, прошлой весной.
Мандинго перебивает:
— Наташа Анохина твоя сестра, что ли?
Лёня молча кивает. Мандинго недоуменно смотрит на него.
— Странно. Салават же в одном доме с Анохиными получил квартиру. Я ему летом помогал переезжать.
— Да?
— Я тогда говорил с ним про семью Анохиных. Это теперь соседи Салавата. Но у Наташи не было брата. Я точно знаю! Только…
Махом пунцовый Лёня кивает.
…Сестра…
Вся тусня с новым любопытством смотрит на Лёню. Или уже не совсем Лёню?
— На самом деле меня зовут Лена. По своему отцу — первому мужу нашей мамы — Поздеева. Елена Поздеева.
Вот это сюрприз! Оказывается, на самом деле Лёня не парень, а аллегория. Двадцать первый век — век гендерной дисфории. На свете существует всего два пола, но некоторые люди все равно не могут найти себя.
— Так ты розовая? Лесбиянка?
Лущай изумлен не меньше других. Поэтому громко думает вслух.
Лёня, то есть Лена, цедит сквозь зубы и сквозь челку:
— Что ты знаешь о транссексуалах, дебил? Моя сексуальная ориентация никого не касается! Я Лёня!