Страна Семи Трав (илл. В. Юдина)
Шрифт:
Здесь росло великое множество цветов: бледно-розовых, желтых, голубых, фиолетовых. Казалось, это садовник заботливо рассадил их в клумбы.
Камсэ и Бульчу объяснили, что цветы на Севере всегда теснятся друг к дружке, как бы собираются в кучку. Так легче переносить непогоду, внезапно налетающие порывы ветра, так попросту теплее.
Говорят: голь на выдумки хитра. Но здешние растения не назовешь голью. Сорвав один из цветков, я обнаружил с удивлением, что листья его и стебель мохнатые. Они были покрыты очень густым пухом наподобие гагачьего,
Выходит, в тундре даже цветы носят меховую одежду!
Но ведь они могли бы надеть ее и на южном берегу озера. Почему же южный берег почти совершенно лишен растительности, тогда как на северном полно цветов?
Лиза указала на горы. Вот причина того, что здесь растут цветы!
Горы Бырранга прикрыли залив Яму-Бойкура от великого наступления ледников. И по сей день они продолжают стоять на страже жизни, уцелевшей благодаря им. Бырранга является естественным барьером, который преграждает дорогу холодным северным ветрам. Под прикрытием горного хребта каждую весну на южном склоне его возникают восхитительные цветочные «клумбы».
Среди этих «клумб» наши попутчики должны были провести лето.
2
На бивак мы расположились в лесу.
Стоило опустить руку, чтобы коснуться его вершин.
Это карликовый лес. Самые высокие березки не достигают и пятнадцати сантиметров. Однако, как во всяком порядочном лесу, тут множество грибов. Грибы настоящие, среднего, нормального для грибов роста. Некоторые выше деревьев и торчат над ними, любопытно выставив своя; коричневые круглые шляпки.
Я аккуратно срезал перочинным ножиком одну березку и принялся рассматривать через лупу площадь среза. Ого, сколько вегетационных колец! Одно, два, пять, семнадцать… Я насчитал сто четыре кольца! Крошечному деревцу было более ста лет!
Я смотрел на удивительный лес (он был старше меня более чем втрое) сверху, будто с самолета. Пожалуй, даже нельзя было назвать это лесом, скорее — зарослями кустарника. В разные стороны торчали маленькие веточки. На них видны были крошечные листочки. Стало быть, это береза — кюэ, по-яганасански.
Но почему в горах Бырранга, за одним из ее хребтов, то есть значительно севернее того места, где я находился, растут не карликовые, а настоящие деревья, березы в три человеческих роста?..
Я засмотрелся на горы.
— Ты что это бездельничаешь? Природой залюбовался? — ворчливо сказала Лиза. — Помоги-ка лучше костер разжечь.
— Вулкан! — объявил я, подсаживаясь к куче мха, над которой склонился Савчук. — Петр Арианович нашел в горах оазис. И он разгадал его природу. Это вулкан!
— Почему вулкан?
Я с удивлением оглянулся. Лиза, задавшая этот вопрос, стояла спиной ко мне и вынимала из мешка сухари и посуду.
— Почему?.. Но ведь в письме говорится: «вероятно, вулкан»! Вулкан, надо думать, уже не действующий. Однако в кратере еще сохранилось тепло. Склоны его «покрыты лесом».
На каждом привале мы говорим только об этом. Темой нашего спора служат те несколько слов из письма Петра Ариановича, которые остались непонятными и как бы повисли в воздухе.
Савчук, человек системы, разбил их на четыре группы.
Слова: «называя себя „детьми солнца“ — не добавляли ничего нового к тому, что было уже известно.
Две фразы (вернее, обрывки фраз): «петлей на шее ребенка» и «поспешил на помощь» — явно относились к какому-то самоотверженному поступку Петра Ариановича. Вероятно, он спас (или пытался спасти) ребенка, которому угрожала смерть.
Третью группу, по классификации Савчука, составляли слова: «попытка бегства» и «пленником Маук». Из них явствовало, что Петр Арианович предпринимал попытку уйти от «детей солнца», чтобы продолжать свой путь на юг. Ему помешали в этом (кто и как — неизвестно), и он остался в горах пленником (или заложником) таинственной Маук. (Видимо, Петр Арианович не был в заточении, даже пользовался известной свободой действий, так как ухитрялся «кольцевать» гусей, метить оленей и посылать письма в плавнике.)
По этому поводу не возникало разнотолков.
Но последнюю, четвертую группу слов: «много высоких деревьев», «покрытые лесом» (склоны, долины или ущелья) и «вероятно, вулкан» не так-то просто было понять.
— Да, туф плодороден, — задумчиво согласилась Лиза.
— Во времена Спартака, — сказал Савчук, выпрямляясь (ему удалось наконец разжечь мох), — во времена Спартака кратер Везувия густо зарос деревьями. Лес был так обширен, что в нем могла укрыться вся армия восставших рабов…
— Видишь, и Владимир Осипович подтверждает!.. А потом, зря, что ли, Петр Арианович занимался вулканологией? Ведь он хотел выписать в Якутск книги о вулканах. Значит, тогда еще считал, что в Сибири есть вулканы, и не только на Камчатке…
— Петр Арианович мог ошибиться.
Эти слова Лизы я воспринял как кощунство.
— Петр Арианович?! Ну, знаешь ли!..
— Напрасно кипятишься. Не меньше твоего люблю и уважаю Петра Ариановича… Но послушайте вы, Володя. Будьте нашим судьей! Находясь в ссылке, Петр Арианович был лишен общения с другими учеными?
— Конечно.
— Не мог следить за последними научными новостями?
— Где уж из ссылки следить!
— Ему, заметьте, не разрешили выписать ни одной книги по вулканологии. Уверена, он даже не знал о существовании так называемых ложных вулканов.
— А что это?
— Есть разные ложные вулканы… — Лиза замялась. — Ну, я пока расскажу только об одной категории их. Это дымящиеся сопки в Саянах.
— В Саянах?
— Да. По берегам Енисея на отрогах Саян есть сопки, над которыми курится дым. Местные жители называют их вулканами. Но это неправильно. За дым принимают теплый водяной пар, который выделяется из многочисленных расщелин в горе.