Страна Со Шрамами: Крах Последней Империи
Шрифт:
Костя положил руку на плечо Стасу и осторожно сказал: – Говори потише. Ладно я. Мы знакомы с тобой с ранних лет. Остальные же не поймут, и это – в лучшем случае. Помнишь что случилось с Васильевым?
– Конечно помню. Скандал и проверки на целую неделю. И из-за чего? Познакомился с девочкой из рабочеобязанных. Я видел их вместе как-то раз. Очень даже симпатичная, я тебе скажу.
– А что было с ней и её семьёй потом ты в курсе?
– Только слухи. При чём, не самые приятные. Кто-то стуканул куда следует и началось следствие. Меня больше удивило другое.
– То, что
– Просто… Бл*ть… Перевели… Даже не завели дело, как положено. А у бедной девки сломана судьба. И всё почему?! Потому что она – из рабочих.
– Честно тебе скажу, братан. Почему ещё я хочу в международный отдел. Не хочу находиться в этом гнилом городе. Здесь ты становишься зверем. Здесь все думают только о двух вещах: выживании и выслуге. Оглянись. Эти стены из бетона с пулемётными башнями вокруг города, кругом патрули Гвардейцев. Пропускные пункты между кварталами. От кого мы защищаемся? Или контролировать кого пытаемся? Устав с Партией твердят, что это нужно для порядка и безопасности. Но все прекрасно понимают для чего всё это на самом деле. Но это не всё. Если ты не в Партийном кителе, тебя будут проверять на каждом углу патрульные. Если будешь ходить по форме, то тебя сожрут глазами простые люди. Уж лучше уехать подальше отсюда.
– Доставай флягу, мужик, – сказал Стас. – Неправильно это всё. В людях, будто, не осталось ничего человеческого. Я тоже не хочу здесь оставаться. Но и не хочу быть в Партии в принципе. Единственное место, где меня меньше всего будет грызть совесть – это отдел НарХоза. Уехал бы руководить продкомплексом. В самую далёкую и всеми забытую дыру. Чтобы хоть для кого-то что-то сделать хорошего. Просто подальше от всей этой грязи и несправедливости в столице, – он сделал протяжный глоток, откинулся на лавочку и расслабленно выдохнул.
– Вот. Уже появились здравые мысли. Думаю, из тебя получится хороший управляющий в поле, – Костя забрал флягу и допил остатки.
От водки сделалось тепле и легче на сердце, Стас расплылся в улыбке и захихикал. – Забавно получится. Я представил, как скажу отцу о своём решении.
– Стасон. Правильно сделаешь. Это твоя жизнь. И Андрей Евгеньевич должен это принять. Его желание держать тебя ближе к себе, лично мне, понятно. Он за тебя волнуется, как и любой отец. Но он должен уважать твой выбор. Вот что самое главное.
Из за угла Гимназии раздался металлический скрежет и ворчание дизельного двигателя. Распахнулись массивные ворота, на задний двор въехал бронеавтобус. Белая краска на кузове блестела как горный снег. Лобовые флажки с бело-синим медведем развевались на тёплом июньском ветре.
– Окончить перекур, встать! – комиссар затушил папиросу об край урны и встал с лавочки, поправляя подол кителя.
Стас сбил тлеющий уголёк папиросы и посмотрел на Костю. – Пойдём на задние места. Там меньше солнца.
– Пойдём. Пока нас не опередили.
Двери автобуса плавно распахнулись и выпускники заполнили салон. Удобные мягкие кресла, затенённые бронестёкла, узорчатые шторки и климатизатор с фильтрами очистки воздуха. Простой рабочий мог лишь мечтать о подобной роскоши. Стас и Костя с комфортом устроились на заднем ряду, где яркое солнце не пекло и не слепило глаза. Двери закрылись и автобус плавно тронулся. Водитель включил радио Главного Канала, убаюкивающий шёпот климатизатора наполнял салон живительной прохладой.
Автобус выехал на Большой Проспект Партийного Района. Улица во всю длину пестрила украшениями и вдохновляющими лозунгами. На площади у Главного Партийного Универмага рабочие под надзором Гвардейских патрулей сооружали сцену, ставили лавочки со столами и навесами, облагораживали места отдыха. Район был чист и опрятен, дороги подметены и помыты, прохожие Партийные служащие расслабленно гуляли по улице.
Остановившись перед блокпостом у моста через реку, водитель показал сержанту Гвардии путевую карту-пропуск. Тот её отсканировал и дал команду поднять шлагбаум. Проехав через мост, колёса застучали по ямам и трещинам на разбитой дороге. По обочинам двигались пешие колонны выпускников трудовых интернатов. Их сопровождали наряды Гвардейцев и комиссары из отдела Политпросвещения.
Стас вглядывался в эту одноликую толпу и думал: – Идут. Как бараны на убой. И за каждым следит главный пастух в белом. И наряд Гвардейцев с ними рядом. Ведут будто на каторгу. А их одежда? Серые рабочие комбинезоны. Местами в пятнах после практики на заводах. Лица унылые, в глазах тоска. Робко выглядывают из-под козырьков. Улыбка насильно натянута. Скрывают ненависть. Не иначе…
Костя похлопал Стаса по плечу. – Ты тоже это видишь?
– Что именно?
– Злобу. Они ненавидят нас. За то, что мы из Партии. За то, что им никто не позволит жить так, как мы живём. Вон, на того худого посмотри. Как он смотрит на автобус и зубы скалит. Хорошо, что он нас не видит за стеклом.
– А ведь всё могло быть совершенно иначе, Костя. Я устал думать об этом. Устал, что могу без опаски сказать такое только тебе. Другие посчитают меня идиотом. Либо пойдут и доложат. Может в Гвардию. А может, и сразу в Секретную Службу
– Меньше бы ты перечитывал отцовскую библиотеку. В этих книгах – одно разочарование. Хорошо другие не знают как ты на самом деле думаешь о рабочих. Хочу дать тебе дружеский совет. Я волнуюсь за тебя, Стасон. Перестань волноваться об этих немощных. Рабочие сами выбрали свою дорогу и нечего за них переживать. Они забились поглубже в свои норы. И боятся сказать слово против. Потому и находятся в таком положении. Они уже не люди. Люди никогда не потерпят такого отношения к себе. А ты крепись, братан. Вот такими тебе придётся руководить на своей земле. Если ты, всё таки, решился пойти в Хоз Академию.
Стас молча отвёл глаза и с грустью смотрел на толпу в сером. Мысли не давали ему покоя, а безразличие друга вгоняло в тоску.
Автобус повернул на главную улицу Владимирограда – Народный проспект. Следы гусениц на прорезиненном покрытии дороги напоминали о параде в честь Столетия Победы. На перекрёстках стояли броневики Гвардейских патрулей, ржавые трамваи, битком набитые рабочими, скрипели и грохотали колёсами. Толпы выпускников интернатов в грязных серых одеждах шли колоннами под надзором Гвардейцев с электродубинками.