Страна сосны и оливы
Шрифт:
Зеленая трава в русле Лавана сохнет впустую, а овцы бедуинов гложут голые холмы у Димоны. И тут никакого смысла в изгнании и захвате не было – немногие сельско-хозяйственные еврейские поселения оказались крайне дорогими, и в их существование были вложены такие деньги, что с ними и впрямь, зацветет любая пустыня. К югу от Мертвого моря в Негеве живет около трех тысяч евреев – ради чего и были изгнаны бедуины.
Как и в Нагорье, в Негеве были построены “городки развития”– несчастливые места для несчастных людей. Димона, Иерухам,Беер Шева, Нетивот, Сдерот, пыльные, с объеденными козами деревьями, с их текстильными заводами, безработицей, ненужные всем, и в первую очередь их обитателям. Это, пожалуй, худшее место, куда попали восточные евреи в Израиле. Они стали двойным источником бед – и для вытесненных и для вытеснивших. Вытеснившие – бедные марокканские евреи–
У них постоянно отбирают пастбища под новые военные базы и аэродромы. Когда они пытаются загнать овец на свои традиционные пастбища, в дело вступает “саерет ярука”, “зеленое зондеркоммандо” – специальные военизированные отряды, славящиеся своей беспощадностью и жестокостью. Они совершают гнусные преступления, за которые по закону Торы и Корана следовало бы казнить – они засыпают колодцы в пустыне, отбирают козу от козлят, выкорчевывают посевы и рубят деревья. Когда бедуины пытаются противиться, они открывают огонь: в последние годы от их пуль погибло несколько женщин.
Интересные исторические линии судеб скрестились в Негеве с его обездоленными бедуинами и обездоленными восточными евреями городков развития – возможно, если бы не бедуины, не возникло бы и государства Израиль. Одним из рьяных поборников “декларации Бальфура” и сторонников сионистского поселения в Палестине был легендарный Лоуренс Аравийский, друг бедуинов.
Лоуренс, востоковед и классик по образованию, исходил в юности Сирию и Палестину пешком для составления диссертации о замках крестоносцев. Он потрясал всех своей выдержкой, забирался в глухие деревни, пересекал пустыни без денег и слуг. Он отстреливался от бандитов, просил еду в деревнях и учил арабский. Он был прототипом Глабба-паши и Орда Вингейта одновременно: в те дни, до первой мировой войны, можно было одновременно любить бедуинов и сионистских поселенцев. В Палестине Лоуренс встретил евреев. Позднее он описывал их: “В долине Иордана (видимо, речь идет о Тиверии) ученые мужи Израиля избрали себе образ жизни, подобающий стране, а новоприбывшие, взявшие себе Германию за образец, завели странные обычаи и странные посевы и европейские дома на земле Палестины, слишком немощной и бедной, чтобы воздать им за их усилия. Но все же земля их терпела. Галилея не выказывала той неприязни к еврейским колонистам, которой так отвратительно отличалась соседняя Иудея. В Иудее же жили немецкие евреи, говорившие по-немецки или на идиш, не выносившие контакт с чужими, некоторые из них – крестьяне, большинство – лавочники, самая чужеродная часть населения страны”.
Позднее Лоуренс нашел себе место в английской военной разведке и провел рекогносцировку Синая и Негева. Тут он встретился с бедуинами и полюбил их: “Бедуин, рожденный и выросший в пустыне, принял всей душой ее наготу, слишком суровую для жителей зеленого мира, и оказался совершенно свободным. Он утратил узы вещей, удобства, все излишнее и приобрел личную свободу, граничащую с голодом и смертью. Мир семитов не знает полутонов. Они – люди основных цветов, черного и белого, видящие лишь контуры мироздания. Люди догмы, они презирают сомнения, этот терновый венец нашего века. Они знают лишь правду и неправду, веру и неверие, без наших оттенков и полутонов. Они воспринимают дар жизни как нечто непреложное, самоубийство для них невозможно, и смерть не беда”.
Врагами бедуинов, в его глазах, были в первую очередь феллахи, а во вторую очередь, горожане, которых он не любил. Он писал об “угрюмых и мрачных палестинских крестьянах, дурнее феллахов Северной Сирии, жадных, как египтяне и духовно несостоятельных”. Он верил, что евреи защитят бедуинов от феллахов и от торговцев, и поэтому он—со всем своим авторитетом, приобретенным во время Арабского Восстания в Хиджазе – поддерживал сионистское дело и декларацию Бальфура, да так, что даже преклонявшийся перед ним Редьярд Киплинг назвал его “жидолюбом”. Трудно сказать, насколько повлияла позиция Лоуренса на решения британского правительства, но вес у Лоуренса – кавалера ордена Бани, эмира Мекки – был немалый. Это было за много лет до того, как Бен Гурион сформулировал новую доктрину израильской политики: “Не важно, что говорят гои, важно, что делают евреи”. В те дни позиция иноверцев еще была важна.
Трудно, пожалуй во всей истории найти пример большей ошибки, чем ошибка Лоуренса. Израильтяне не только не защитили бедуинов от феллахов – они изгнали большинство из Негева, не пустили их обратно, а оставшихся загнали в резервацию. В то же время в Трансиордании бедуины остались в хорошем положении и ужились с феллахами.
Еврейские поселения так и не пошли на юг от линии Беер Шева – Рафиях, так что экспроприация бедуинов была не только жестокой и антигуманной, она была и ненужной.
И пожалуй, характерно и то, что именно на этих сухих землях вырос серебряный купол ядерного центра близ Димоны – новый и страшный источник будущего зла. Израильские правительства всегда скрывали, что именно происходит в “ядерном исследовательском городке”. Иностранные комиссии туда не допускаются, у охраняющих центр частей ПВО постоянный приказ – сбивать любой самолет, оказавшийся в этом районе. Израиль отрицает, что у него есть ядерное оружие, хотя уже в течение многих лет в мире сложилось мнение, что в Димоне делают ядерные бомбы.
Эта теория получила косвенное подтверждение, когда техник ядерного центра Мордехай Ваануну – символично и сам марокканец из “городка развития” в Негеве – выступил с разоблачениями в лондонской “Санди Таймс”. По его словам, Израиль располагает десятками ядерных бомб. Народ Израиля никогда не имел возможности высказаться, желает ли он размещения ядерного оружия на своей крошечной территории. Власти, тем более, отрицали сам факт наличия бомб. Ваануну сделал полезный шаг, дав возможность израильтянам выступить против ядерного оружия.
Заговор о создании ядерного оружия – это заговор против народа. Он хранился в тайне не от внешнего врага, а от граждан страны. Это был типичный пример того, как правящая военно-политическая верхушка принимает анти-демократические решения: в израильском парламенте никто, кроме двух-трех министров, не знает, что происходит в этой области. Речь не идет о техническом и тактическом вопросе, в котором у армии есть право на секретность – речь идет о вопросе политики и стратегии высшего порядка. Но ни одна партия не выступила за немедленную ликвидацию ядерного оружия, за привлечение к ответственности тех, кто создал запасы бомб на земле Палестины, на международную инспекцию в Димоне – вместо этого дружно назвали Ваануну “изменником”. По отношению к Ваануну Израиль поступил по всем правилам борьбы с перебежчиками, приписываемым КГБ и болгарской контрразведке – не было грязи, которую не навесили на него патриотические журналисты, не было удара ниже пояса, который ему не нанесли, даже распустили слух, что он – агент израильской разведки – чтобы смять кампанию в его защиту.
Он был похищен, видимо, в Италии, – в нарушение международного права, и привезен в Израиль. Немногие израильтяне возражали против нарушения международного права, против очевидного пиратства властей, и по двум причинам. В Израиле, постоянно нарушающем нормы международного права своими рейдами и налетами на арабские села в Иордании и Ливане, изгнанием мирного населения, затянувшейся оккупацией, сама идея международного обычного права – то есть права, основанного не на мощи государства, а на обычае стран и народов, права без санкций и без дивизий – непонятна и чужда. Хотя во многих случаях нарушения международного права можно было понять – как в Энтеббе, при освобождении заложников – они приучили израильтян относиться с легкостью к самому факту нарушения чужого суверенитета и к пиратству. А это, в свою очередь, подталкивает настоящих и будущих врагов Израиля бороться без правил.
Вторая причина – культ государства, дух этатизма, господствующий и по сей день в израильском обществе. Он резко ограничивает возможности критики.
В коротком рассказе Хэмингуэя “Мотылек и танк” – его сюжет появляется и в пьесе “Пятая колонна” – весельчак с водяным пистолетом брызжет в лица завсегдатаев кабака в дни блокады Мадрида, и вскорости один из них, не в силах вынести вида направленного на него игрушечного пистолета, разряжает в него настоящий кольт. Израиль со своими настоящими атомными бомбами в руках крошечного государства с восьмимиллионным населением может оказаться таким мотыльком – вопрос времени, когда тот или иной завсегдатай ядерного клуба нанесет по нему удар. Сам Израиль, своим налетом на ядерный реактор в Багдаде, дал легитимацию такому удару по ядерным установкам. А в результате эта маленькая страна ключей и замков может просто перестать существовать. И это, пожалуй, самая большая опасность, стоящая сегодня перед Израилем, но и легче всего поддающаяся устранению – путем полного ядерного разоружения и отказа от использования ядерной энергии во всех целях – как мирных (оборачивающихся Чернобылем), так и военных (оборачивающихся Хиросимой).