Страна сосны и оливы
Шрифт:
Израильтяне, по понятным причинам, обычно неверно оценивали крестоносцев. Амос Оз в одной из самых популярных своих повестей отмежевался от них – антисемитов и погромщиков. Популярная израильская концепция лучше всего выражена известным археологом Михаэлем Ави Иона в его “The Holy Land”: “В истории Святой Земли крестовые походы остались преходящим эпизодом: разваливающиеся стены, ржавые доспехи и цветная стеклянная пыль витражей в раскопках – вот и все, что осталось от них. (Крестоносцы) не усвоили простой. истины: недостаточно захватить страну военной мощью; чтобы захват стал постоянным, для этого нужно трудиться в поте
С первого взгляда эти наблюдения напоминают и наши замечания. Ави Иона (вольно или невольно) сравнивает израильтян и крестоносцев и подчеркивает различие: труд, в соответствии с догмой социалистического сионизма. Но это сравнение заводит его слишком далеко: крестоносцы не планировали “постоянного захвата” на израильский манер, с массовым изгнанием коренного населения, и его вытеснением и заменой. Крестоносцы не собирались стать новым населением страны, в отличие от израильтян или американцев. Ави Иона хотел подчеркнуть, что израильтяне не строят свое общество на эксплуатации туземцев, в отличие от прочих современных колонистских обществ.
Но у крестоносцев была совершенно иная установка. Они сделали применительно к Святой земле то же что сделали их родичи норманны в Британии за тридцать три года до взятия Иерусалима. Крестоносцы Первого похода больше всего напоминали норманнов Вильгельма Завоевателя, и по прошествии без малого двухсот лет они тоже амальгамировались с местной знатью и стали частью нового правящего класса. Если норманнов никто не изгнал из Англии, можно ли считать изгнание крестоносцев неизбежным только потому, что оно произошло?
Если б королевство крестоносцев не было уничтожено, через какое-то время оно было бы не более “франкским”, чем Англия времен Елизаветы и Шекспира была “норманской”, хотя франкский элемент был бы, видимо, заметен в местной восточно-христианской аристократии. В его рамках существовала бы христианская община Леванта, дотянувшая до наших дней в горах у Бейрута. Невозможно согласиться и с оценкой крестовых походов (“преходящий эпизод”), хотя бы потому, что “эпизод” завершился разорением половины страны на века.
Второй возможный эпилог истории крестоносцев дает ответ на вопрос: что осталось от них, кроме разрушенных стен и ржавых доспехов.
В сердце Нагорья, у дороги Иерусалим-Наблус стоит большое село Синжил, которое можно назвать “будущим Израиля по Арафату”. Его название хранит имя его сеньора, графа Тулузского Раймонда VI де Сен Жиля. Село выросло вокруг замка Сен Жилей, и жили в нем франки, женившиеся на местных женщинах: европейских женщин в Палестине было мало. После падения королевства сеньоры уехали– а простолюдины остались и смешались с местным населением.
Я приходил в село Синжил: местные жители принимали меня за сына синжильца, уехавшего давным-давно в Америку. Я не разубеждал их, почтительно отвечал на вопросы стариков, сидя на маленькой плетеной табуретке за чашкой кофе в их кругу. Старики и школьники не слыхали о крестоносцах – лишь о близлежащем еврейском поселении Шило, где подстрелили одного синжильца. Они рассказали мне, что их предки – филистимляне, а пришли они из Аравии миллион лет назад. Около здания почты стоит несколько огромных камней – последние следы замка Сен Жилей. Синжильцы учтивы и спокойны, молодежь стоит за освобождение Палестины и показывает рожки “ви” в знак победы над заморским пришельцем. За прошедшие семьсот лет франки, оставшиеся в Нагорье, полностью растворились в палестинском народе, как эллины, македонцы, римляне, бедуины Хиджаза до них. И в этом смысле крестоносцы остались в Палестине навеки.
ГЛАВА XXX. ЮЖНАЯ ИНТЕРМЕДИЯ
Негев мы видим, укутавшись в защитную оливковую форму, хотя цвет ее не защищает на выжженной, совсем не зеленой земле Негева. От Рафаха на Средиземном море и до Эйлата на Красном море тянется граница между Негевом и Синаем, между Израилем и Египтом. Вдоль границы торчат сторожевые вышки, эти современные зиккураты, ответ еврейского государства на фалличность минаретов. Между вышками курсируют джипы со следопытами – местными бедуинами в израильской форме и с красными кафиями Арабского Легиона. Сейчас это – мирная граница, хотя она видала немало войн.
Весь Негев – граница Иудеи, трудная и непроходимая. Ни одному врагу не удалось придти в Нагорье по самой прямой дороге с юга, через Беер Шеву на Хеврон, она прибережена только для друзей местного населения и мирных купцов. По этому пути пробовали пройти израильтяне, вышедшие из Египта. Они просили у местных племен – амалекитян – разрешения пройти Негевом, но те их не пропустили, и израильтянам пришлось идти вокруг, через Заиорданье. Жители Иудеи потом вели долгую вендетту с амалекитянами и пытались вести войну на уничтожение, как рассказывает Библия. Во времена расцвета Иудеи в Негеве стояли крепости царей Иерусалимских.
Звездный час Негева пробил в дни падения Иудеи. После того, как вавилоняне разорили Иерусалим, на юге сплотился племенной союз набатеев – группы кочевников-бедуинов. Набатеи основались в горах Эдома, вытеснив оттуда эдомитян: те откочевали в Южную Иудею под натиском набатеев, и основали Идумею с центром в Дуре-Адораим и Хевроне, и слились с потомками Иуды. Набатеи, удивительный народ, создавший единственную развитую цивилизацию пустыни, начинали с обычного бедуинского быта. Их главным умением было создание колодцев и водоемов для сбора дождевой воды, как описывает Диодор: “Колодцы они умело маскировали, местонахождение их хранили в секрете, и таким образом вторгшиеся в их пределы армии либо помирали от жажды, либо отступали после многих мучений. Они рыли подземные водосборники, цементировали их особым раствором, и оставляли лишь узкий вход, который легко спрятать. Затем они расширяли эти водоемы до тридцати метров, заливали дождевой водой, закрывали входы, стирали все внешние следы водоема. Только известные набатеям вешки указывали на место водоема. Пустыня им – крепость и убежище, и туда они отступают в случае опасности”.
Как и нынешние бедуины, набатеи разводили овец и верблюдов, не строили домов, ибо считали, что с дома начинается порабощение (они предчувствовали изобретение машканты, израильской ипотечной ссуды, которая порабощает не хуже средневековой долговой кабалы). В отличие от нынешних бедуинов, они не ограничились грабежом караванов и взыманием дани с проезжих купцов, но и сами занялись торговлей между Аравией и Побережьем. Они везли пряности и прочие товары из Эдома через пустыню на Газу, а потом, когда порт Газы попал – при Хасмонеях – в руки иудеев, переключились на эль Ариш.