Страна волшебная - балет
Шрифт:
идей он ищет новые формы, новые средства художественной
выразительности.
Поэтому жизнь балетмейстера, по моему убеждению, — это
чередование открытий, пусть малых, иногда даже крохотных, но все же
открытий — творческих, психологических, умственных.
Образ в танце, танцевальный образ никогда не станет поистине
художественным, если он будет выражен простым, бытовым языком. Я
подразумеваю под этим, с одной стороны, школьные тренажные
комбинации, общий их строй, с другой стороны — взятые прямо из жизни,
без творческой переработки пластические Белова», «фразы» из народных
танцев, народной хореографии.
В искусстве классической хореографии надо говорить языком
философским, возвышенным, поэтическим. В танце нужны поэтические строфы,
рифмы, а не проза. Такова особенность искусства классической
хореографии в моем понимании. Балет, как и музыка, должен выражать себя
только поэтически.
А поэтизирование — это облагораживание. И мы, поэты танца,
должны облагораживать все в искусстве. Даже тогда, когда раскрываем
отрицательные явления, рисуем образы зла. Мы противники диссонанса,
но как в музыкальных произведениях гармония и дисгармония подчас
сосуществуют, создавая собой художественные контрасты, так и в
хореографии Добро и Зло, олицетворяемые в танцевальных образах, должны быть
рядом. И каждый из образов Зла должен быть даже в своем отрицании
художественно привлекательным. Зло — это диссонанс, нужный как
контрастная краска в общей гармонии спектакля в целом.
146
Думаю, что стремление к красоте в композициях, создаваемых
художниками — поэтами танца, рождается не от мелких желаний
формотворчества, а в результате постижения гармонии и красоты природы.
Прекрасная по-разному всегда, во всех обличиях времен года, во все часы
дня и ночи, в любых ненастьях, в дождях и грозах, в туманах и ветрах
осенних, в метелях и сумерках зимних дней — она стимулирует мысль
художника, будит его творческое воображение.
Близка, дорога мне мысль К. С. Станиславского: «Надо уметь видеть
красоту». Балетмейстер должен уметь видеть главным образом в человеке
и в природе красоту. Очищать истину чувств человеческих от всего
наносного, вульгарного, мелкого.
Художник — поэт танца — должен говорить языком любви к жизни,
любви к человеку и к природе. В возвеличивании своего искусства он
должен быть всепрощающим, мыслящим мудро, гибко и пластично.
Рождение хореографических образов подсказывает, а иногда и
властно диктует балетмейстеру музыка. Мысль, содержание музыкального
произведения,
будущего пластического образа поначалу оживают в музыкальных звуках,
в гармонических сочетаниях, в изгибах мелодического рисунка, в
характере и дыхании ритмов.
Новые формы музыки всегда диктуют и нбвые формы пластического
изображения.
Громадную роль в работе балетмейстера над оркестровым
музыкальным произведением играет знание им партитуры. Оно необходимо, потому
что тембры звучания отдельных инструментов подсказывают рождение
множества красок в пластическом рисунке танцевальных композиций.
«Классическая хореография» — два слова, объединяющие высокое
художественное понятие. «Хореография» — это запись, запись жестов,
танцев (сочленение греческих глаголов: «хорео» — пляшу, «графиа» —
пишу). Возможно, в далекой античности под термином «хореография»
подразумевалось написание каких-либо трактатов о поэтических,
художественных явлениях жизни.
А что означает «классическое»? Это понятие о совершенном, вечном,
всегда прекрасном. Поэтому определение «классическая хореография»
можно трактовать как высший, совершенный вид танцевального
искусства.
Классическая хореография в моем восприятии — это чистая поэзия,
в которой всегда сверкают драгоценные крупицы жизни всех времен и
народов — черты этнографии.
Чем больше у балетмейстера знаний, культуры, чем тоньше развит
его художественный вкус, тем с большей бережностью он выявляет и
сочетает в создаваемых им произведениях большой или малой формы эти
особенности, свойства, черты классической хореографии — совершенные
формы ее поэтической условности с элементами национальными, идущими
от народной хореографии.
В концертных программах, сочиненных и поставленных мною в разные
годы для артистов Большого и Кировского театров, для разных
артистических поколений замечательных балетных трупп этих старейших
музыкальных театров нашей страны, я привлекал музыку многих композито-
148
ров. Тех, чей мир звучаний, поэзия замыслов, красота гармоний
музыкальных композиций волновали мою фантазию, мысль, пробуждая ответное —
рождение пластических образов.
Облекая в художественно осмысленные танцевальные формы, скажем,