Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом
Шрифт:
Грустное настроение, царящее при дворе, тяжело ложилось на душу одинокой девушки. Мне сшили траурное черное платье, носила я и длинную креповую вуаль, как остальные фрейлины.
Императрица приняла меня в большой гостиной. Государыня была тоже в глубоком трауре и показалась мне очень пополневшей. Она сказала, что видеть меня почти не будет, так как занята своими сестрами, великой княгиней Елизаветой Федоровной и принцессой Иреной Прусской. Кроме того, у них гостила императрица-мать. Свиты было много, и я чувствовала себя среди них чужой. По желанию государыни главной моей обязанностью было проводить время с больной фрейлиной, княжной Орбельяни, которая страдала прогрессивным параличом; вследствие болезни характер у нее был очень тяжелый. Остальные придворные дамы также не отличались любезностью, я страдала от их частых насмешек – особенно они потешались над моим
Был пост, и по средам и пятницам в походной церкви Александровского дворца для государыни служили преждеосвященные литургии. Я попросила и получила разрешение бывать на этих службах. Другом моим была княжна Шаховская, фрейлина великой княгини Елизаветы Федоровны, только что осиротевшая. Всегда добрая и ласковая, она первая начала мне давать для чтения религиозные книги. Очень добра была ко мне и великая княгиня Елизавета Федоровна. Меня поражал ее взгляд: точно она видела перед собой картину убийства мужа. Но наружно она всегда казалась спокойной, по праздникам одевалась вся в белое, напоминая собою Мадонну. Принцесса Ирена Прусская была в трауре по случаю смерти ее маленького сына, которого очень жалела и о котором говорила только со слезами на глазах.
Подошла Страстная неделя, и мне объявили, что дежурство мое кончено. Императрица вызвала меня в детскую проститься. Застала я ее в угловой игральной комнате, окруженную детьми, на руках у нее был наследник. Я была поражена его красотой – так он был похож на херувима: вся головка в золотых кудрях, огромные синие глаза, белое кружевное платьице. Императрица дала мне его подержать на руки и тут же подарила медальон (серый камень в виде сердца, окруженный бриллиантами) на память о моем первом дежурстве, а затем простилась со мной. Несмотря на ее ласку, я была рада вернуться домой.
Летом я переехала с родителями на дачу в Петергоф и видела государыню чаще, чем во время первого дежурства, работая на складе. Императрица приезжала туда почти ежедневно в маленьком экипаже и всегда правила сама. Кроме того, каждую неделю она ездила в автомобиле в Царское Село, в свой лазарет, и два раза просила мать отпустить меня с ней. Во время одной из этих поездок состоялась закладка Школы нянь, основанной ею в Царском Селе. В лазарете она обходила раненых офицеров, играла с ними в шашки, пила чай, с материнской нежностью говорила с ними, нисколько не стесняясь, и в эти минуты мне казалось странным, что ее могли находить холодной и неприветливой. С бесконечной благодарностью и уважением окружали ее больные и раненые, каждый старался быть к ней поближе. Между мной и государыней сразу установились простые, дружеские отношения, и я молила Бога, чтобы он помог мне всю жизнь мою положить на служение их величествам. Вскоре я узнала, что и ее величество желала приблизить меня к себе.
В августе императрица прислала к нам фрейлину Оленину, прося отпустить меня с ними в шхеры. [3] Отплыли мы из Петергофа на яхте «Александрия», в Кронштадте пересели на «Полярную Звезду» и ушли в море. Сопровождали их величества флигель-адъютант князь Оболенский, граф Гейден, морской министр адмирал Бирилев, контр-адмирал Чагин, командир яхты граф Толстой, Е. Шейдер, я и другие. Я была очень взволнованна, сидя в первый раз около государя за завтраком. Разместились за длинным столом, государь – на обычном своем месте, императрица и я – около него. Вспоминая тяжкий год войны, государь сказал мне, указывая на императрицу: «Если бы не она, я бы ничего не вынес».
3
Скалистые острова, разделенные узкими проливами.
Жизнь на яхте была простая и беззаботная. Каждый день мы сходили на берег, гуляли с государыней и детьми по лесу, лазили на скалы, собирали бруснику и чернику, искали грибы, пробирались по разным тропинкам. Их величества, словно дети, радовались простой, свободной жизни. Набегавшись и надышавшись здоровым морским воздухом, я по вечерам очень хотела спать, а садились пить чай только в десять часов вечера. Раз, к моему стыду, я заснула за чаем и чуть не упала со стула. Как дразнил меня государь! Тогда же в первый раз мы начали играть с императрицей в четыре руки. Я играла недурно и привыкла разбирать ноты, но от волнения теряла место и пальцы леденели. Играли мы Бетховена, Чайковского и других композиторов.
Вспоминаю наши первые задушевные разговоры у рояля и иногда до сна: мало-помалу она мне открывала свою душу, рассказывая, как с первых дней приезда в Россию почувствовала, что ее не любят. Это было ей вдвойне тяжело, так как она вышла замуж за государя только потому, что любила его и надеялась, что их обоюдное счастье приблизит к ним сердца их подданных.
Моя бабушка Толстая рассказывала мне случай, переданный ей ее родственницей, баронессой Анной Карловной Пилар, фрейлиной государыни императрицы Марии Александровны. Во время посещения государыней Дармштадта, в семидесятых годах, принцесса Алиса Гессенская привела к ней всех своих детей, принесла на руках и маленькую принцессу Алису (будущую государыню Александру Федоровну). Императрица Мария Александровна, обернувшись к баронессе Пилар, произнесла, указывая на маленькую принцессу Алису: «Baisez lui la main, elle sera votre future Imperatrice». [4]
4
«Целуйте ей руку, она будет вашей императрицей» (франц.).
Еще маленькой девочкой в 1884 году императрица приезжала в Петербург на свадьбу своей сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны. Она тогда очень подружилась с сестрой государя, маленькой великой княжной Ксенией Александровной, а также с малолетним наследником Николаем Александровичем, который подарил ей маленькую брошку. Сперва она приняла ее, но после решила в своей детской головке, что подарка принимать нельзя. Но как вернуть, чтобы его не обидеть? И вот на детском балу в Аничковом дворце она потихоньку сунула брошку в его руку. Он был очень огорчен и подарил эту брошку своей сестре. С годами увлечение их росло, но государыня боролась со своими чувствами, боясь сделать неправильный шаг в отношении своей религии. Когда женился брат, и ей казалось, что после смерти отца, которого она обожала, ей больше уже нечего делать дома, чувство к государю все перебороло, и счастью их не было границ. Они вместе были на свадьбе брата в Кобурге; потом государь заезжал к ней в Англию, где она гостила у королевы Виктории.
В это время смертельно заболел император Александр III, и ее вызвали как будущую цесаревну. Императрица с любовью вспоминала, как встретил ее император, как, когда она пришла к нему, надел мундир, показав этим свое уважение. Но окружающие встретили ее холодно, в особенности, рассказывала она, княжна А. А. Оболенская и графиня Воронцова. Ей было тяжело и одиноко; не нравились шумные обеды, завтраки и игры собравшейся семьи – в такой момент, когда наверху доживал свои последние дни и часы государь император.
Принцесса Алиса Гессенская – будущая российская императрица, 1892
Затем ее переход в православие и смерть царя. Государыня рассказывала мне, как она, обнимая императрицу-мать, когда та отошла от кресла, на котором только что скончался император, молила Бога помочь ей сблизиться с ней. Потом длинное путешествие с гробом государя по всей России и панихида за панихидой. «Так я въехала в Россию, – рассказывала она. – Государь был слишком поглощен событиями, чтобы уделить мне много времени, и я холодела от робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы продолжением этих панихид, только меня одели в белое платье». Свадьба состоялась в Зимнем дворце. Те, кто видели государыню в этот день, говорили, что она была бесконечно грустна и бледна.