Странник
Шрифт:
Алина уселась на тахту, сложив ноги по-турецки; полы халатика разъехались, открыв ноги. Но это вовсе не казалось рискованным кокетством – просто Ланевская «шефствовала» над полудюжиной двадцатилетних юнцов, а потому и заимствовала у нового поколения некоторые манеры, во времена ее юности считавшиеся откровенно вызывающими.
– Кофе великолепный.
– Да и сама я ничего. Ты выглядишь очень усталым, Данилов. И очень молодым. Ты что, влюбился?
– Может быть.
– Это, конечно, сенсация, но вещует мне сердце, не стал бы ты набиваться на кофе
Молодец. Правильно делаешь. Мне вовсе не нужно знать сенсации, за которые отрывают головы. Ты на крючке? Я могу тебе помочь?
– Да.
– Чем?
– Информацией.
– О'кей. Кто тебя интересует?
– Папа Рамзес.
– Головин? Нехило..
– Его окружение. Чада. Домочадцы. Партнеры. Связи с криминальными кругами.
Связи с властью.
– Насыпал жемчугов щедрой дланью.
– Это не все. Агентство «Контекст». Сергей Оттович Гриф. Его связи.
– Теперь все?
– Пока все.
– М-да. Влез ты в совсем непристойные запутки, Данилов, но повествовать тебе от забора и до рассвета я, пожалуй, не буду: память-то девичья. Ящик видишь? – Алина кивнула на включенный «лэптоп». – Вот штудируй и шуруй до умопомрачения. Или, наоборот, до просветления. Потому как лучше, чем этот друг человека и дитя «Майкрософта», я тебе ничего не обскажу. Но – предостерегаю:
Папа Рамзес и в этой стране, и во всех иных связан с таким множеством таких разных людей, что отыскать ту иголку, какая впилась в его задницу, практически невозможно. Ибо люди это все больше денежные, от благонравия и иных пережитков старины далекие; ну а ежели, паче чаяния, иные и сохранили имидж добропорядочных дядек, то под началом у оных имеются самые отъявленные негодяи.
– О Грифе там тоже есть?
– С Сергеем Оттовичем посложнее. Он птица ночная, хищная. Служил в здешнем ГБ при Союзе еще, во времена всеобщей демократизации и национального угара ни соплями, ни флагами не размахивал, свалил в туман, откуда и не показывался.
– Он стоит над концерном?
– В смысле?
– Над Бокуном?
– Пес его знает. Одно тебе скажу: дворцов в нашем древнем городишке немного, но зато во всех подземелья имеются. Вот там крысы, подобные Грифу, и шуруют. Только... Он, пожалуй, поблагороднее их станет.
– В каком смысле?
– Как в старой детской сказочке про Машу и Новый год. Был там дикий кот Матвей. Если сказал: «Сожру», значит – сожрет. Кстати, Папа Рамзес тоже этой великодержавной амбицией страдает: падок на эффекты, на «вы» ходит, как Святослав на хазар неразумных. При регалиях, расчехленных знаменах, тээкскээть, за дело правое, за землю русскую. Но войну он объявляет только тогда, когда она уже проиграна противником.
Глава 46
Одним движением Ланевская затушила сигарету. – Развлекайся. А я пойду доглядывать сладкие девичьи грезы. «А как приехал за королевишной всадник на белом скакуне, а как поцеловал всадник королевишну в уста сахарные...» Но если гнусность приснится, виноват в этом будешь ты, Данилов. Алина скрылась в спальне, Олег застыл перед мерцающим экраном. Листал файл за файлом, удивляясь бессистемности компоновки материалов. А потом – не то чтобы привык, увидел в этой алогичности стиль. Элегантный, ни на что не похожий. Итак, Головин.
Адреса. Номера телефонов. Ближние люди. Связи. А вот интересная статейка, весьма интересная... Дальше. Семья. Дочь, Дарья Александровна Головина. Да, она. Три европейских языка, престижная частная школа, в тусовках отвязанной молодежи и иных увеселениях не участвовала... Вопрос: почему папашка, как все нормальные нувориши, не отослал девочку учиться куда подальше? Сорбонна, Оксфорд, Кембридж? В Швейцарии, Германии, Англии масса заведений, где пацанка хоть по улицам пошаталась бы без охраны! Ответ: единственный «свет в окошке»?
Чувство вины? Отцовский эгоизм? Девчонке воли не хватает, как воздуха, как праздника, как вздоха! Наверное, все-таки «свет». Как в фильме? «Сядешь подписывать кому-нибудь смертный приговор, и – хохочешь, вспоминая ее милые шалости!»
– Нравится девочка? – услышал Олег за спиной. Как Ланевская подошла и встала сзади, он не заметил.
– Да, – ответил он коротко.
– Данилов, не будь супостатом... Я, конечно, повыпендривалась, дескать, не надо нам ваших страшных мадридских тайн... Но ведь любопытство до костей сожрет! Коньяку хочешь?
– Нет.
– Так что случилось с этой девчонкой, Данилов? Колись! Нема буду, как эстонская рыба! Клянусь! Ну подумай, Данилов, миленький, ну кто поймет ум женщины? Может, совет, дам? Пусть не добрый, но правильный.
– Дарью Александровну Головину похитили.
– Ого! Давно?
– Несколько часов назад. – Олег помолчал, добавил:
– По выходе из моей квартиры.
– Даже так? – Лицо Ланевской стало жестким, почти жестким. Она выбрала сигарету, нервно потеребила в пальцах, прикурила, выдохнула:
– Этой пигалице что, бойфрендов не хватало?
– Алина!
– Все. Молчу. Обидно, понимаешь: соплюшки совсем обнаглели! Не морщись, я не о твоей обожаемой, я вообще! Мало того что ровесников вперебор трахают, так еще и нормальных мужиков прибирают. Что остается честным умным женщинам? «Дома ждет холодная постель, пьяная соседка...»
– Ланевская, не гони волну. Если сегодня у тебя постель холодная, значит, ты просто вчера не в духе была.
– Данилов, не строй из себя трамвайного хама, у тебя все равно не получится. И не читай мне нотаций. Ну что ты такой строгий? Ну, извини. Девочка эта лапочка, я веду себя как стерва, и на этом закончим. Где ты с ней познакомиться умудрился?