Странник
Шрифт:
Фальке сделал паузу, переведя дух. Было видно, что темой он владеет великолепно.
— Рейнхард Гейдрих первым понял, что Третий рейх — конструкция непрочная, особенно в свете нападения на СССР и совершенно безумного объявления Гитлером войны Соединенным Штатам ради солидарности с японскими союзниками. Банальная математика: складываются людские и промышленные ресурсы таких титанов как Советский Союз и США, из получившейся суммы вычитаются ресурсы Германии. Сухой остаток — символ неизбежного крушения. Расчеты наглядно показывают: война проиграна, хотя Вермахт и находится почти на пике своего могущества — этот пик был пройден после поражения под Москвой, тогда кривая неуклонно поползла вниз. Три года выдержать можно, может быть
— Вполне. Месть союзников, особенно русских, после новой, еще более страшной Мировой войны с намеренным истреблением мирного населения, обратится уже не на государство, с обычными репарациями и контрибуционными выплатами, а на авторов и исполнителей грязных приказов. Персональная ответственность каждого. Причем искать военных преступников начнут по всей планете. Не то что в Голландии, даже в аргентинских прериях, сельве Амазонки или в Парагвае не скроешься.
— В точку! Каков выход?
— Спрятаться там, где никто не найдет. А если найдут — сделать так, чтобы укрытие было недоступным, нештурмуемым и гарантированно защищенным. Исчезнуть в другом мире или иной эпохе. Следовательно, требуется промышленная и научная база, квалифицированный персонал, солидный генофонд наконец — иначе кому передашь с таким трудом убереженное наследие? Вот вам и ответ на все загадки!
— Далеко не на все, молодой человек… Далеко. Вы, наверное замерзли? Давайте вернемся в комплекс и продолжим разговор за горячим кофе.
— Если большинство ученых того времени оставались вне политики или в публичных заявлениях дистанцировались от наиболее одиозных фигур Третьего рейха, то Паскуаль Йордан был убежденным нацистом, милитаристом и в целом личностью малоприятной. В молодости штурмовик СА, член национал-социалистической партии, работал в ракетном центре Пенемюнде всю войну — во многом благодаря Йордану в 1944 году ракеты Фау-2 совершили первые суборбитальные космические полеты, достигнув высоты почти двухсот километров при вертикальном пуске.
— Сейчас об этом мало кому известно, — подтвердил Иван. — «Восток-1» с Гагариным на борту в апогее поднялся на триста с лишним километров, в перигее — на сто восемьдесят. Цифры сопоставимые…
Концессионеры вместе с господином Фальке отогревались на камбузе: новостей с той стороныне приходило, оставалось только ждать, занимая себя многоученой беседой.
— Ракеты — это чепуха, — сказал Фальке. — Йордан в первую очередь был талантливым физиком-теоретиком, ставившем под сомнение даже авторитет Эйнштейна. Не потому, что Эйнштейн еврей и эмигрант, вовсе нет. Йордан покусился на святое — теорию мировых констант. Священные коровы физики: скорость света, постоянная гравитации, элементарный заряд… И, что характерно, оказался прав. Сейчас доказано снижение атомной единицы массы на две тысячных доли процента с момента Большого взрыва.
— За двенадцать миллиардов лет? — снисходительно уточнила Алёна. — Две тысячных?
— Пересчитайте на масштабы материальной вселенной.
— Простите, как-то не подумала, — извинилась филологесса. — То есть, выходит, что специальная теория относительности… э-э… нуждается в некоторых уточнениях?
— Без этих «уточнений» решить проблему аномалий невозможно. Паскуаль Йордан, занимавшийся вместе с другими учеными мужами проектом «Эндцайт», вспомнил выкладки Анри Пуанкаре и окончательно пришел к выводу, что константы константами, а материки
— Чубакка, включай гипердрайв, — процитировал Славик капитана Соло. — Вот ничего себе! А практические наработки были?
— Шла жестокая война, герр Антонов. Война на истребление, где ценность практических наработок оценивается не полетами Фау-2 на низкую орбиту планеты, а способностью реактивного снаряда донести до баз и городов противника боеголовку с четвертью тонны взрывчатки. Но, как известно, войны подталкивают прогресс — благодаря исследованиям в военной сфере и связанных с ними изобретениям у нас есть нейлон, консервы, Интернет, радары и многое другое.
— Реактивные самолеты, — напомнил Ваня. — Мессершмидт-262, первый серийный реактивный истребитель…
— Он тоже, — согласно кивнул Фальке. — И это не весь список достижений Германии в сфере высоких технологий сороковых годов. Военный цейтнот подстегивал фантазию. Гитлер, по счастью, не додумался до прогрессивных советских методов управления изобретательским процессом — в Рейхе конструкторские коллективы не запирали в наглухо закрытые помещения с полным государственным обеспечением. Шучу… Другой пример: транспортный вертолет Fa-223, тоже первый и тоже серийный. Вы не заметили, а части корпуса вертолета доселе валяются в Гавани — несколько экземпляров в разобранном виде привезли сюда в 1942 году, и переправили на ту сторону. Этот Fa-223 оказался некомплектен или просто поврежден, его бросили неподалеку от пристаней.
— Вы меня пугаете, — сказала филологесса. — Что ещеони вывезли туда?
— О, многое. Я бывал тамнесколько раз, кое-что видел, но дальше комплекса предназначенного для охраны Двери нас не пускают… На основе документации, тщательно изученной в ГДР и собственных умозаключений могу предположить, что эвакуация проходила в три этапа: после тщательной разведки и рекогносцировки прибывает первая большая группа, в обязанности которой входит строительство основной базы и начальная разработка полезных ископаемых — а их там, судя по всему, немало. Значительно больше, чем у нас.
— У нас? — эхом повторил Иван. — «Неидентифицированная» червоточина, верно? На той сторонене Земля?
— Какая уж там Земля… Слушайте дальше. Этап второй: передислокация высокотехнологичных производств и персонала с семьями. Обезьяну за токарный станок не поставишь, равно и унтерменша, способного только за свиньями навоз убирать. Обслуживать технику должны рабочие самой высокой квалификации, тщательно отбираемые по принципам политической благонадежности и расовой чистоты — как иначе? Я в собственных руках держал бумаги, подписанные министром вооружений Альбертом Шпеером и рейхсляйтером Борманом с грифом «абсолютная секретность, напечатано в единственном экземпляре» — такие приказы по исполнению возвращались в архив навечно. Спрашивается, зачем снимать с заводов BMW, Мессершмидта, Werk-A и прочих стратегически важных объектов целые линии, с последующей эвакуацией в Ла-Рошель?