Странник
Шрифт:
Защитники держались, дрались не на жизнь, а насмерть. Но у любой человеческой стойкости когда-нибудь наступает предел. Так могло случиться и в этот раз.
К стенам направился всегда стоявший особняком и экипированный гораздо лучше других десятитысячный отряд монголо-татар, который до сих пор не участвовал в битвах. Батый бросил на штурм свою элиту или гвардейцев, кому как будет угодно. Не воспользоваться этим с нашей стороны было бы преступлением.
Дождавшись, когда эта элита увязнет в бою, мы атаковали. Если все наши люди пошли в атаку на татар широким фронтом, как говорится,
Честно говоря, пробиться к нему шансов у нас не было. Охранялась он по высшему разряду сразу тремя тысячами богато экипированных бойцов. Но и задачи такой перед моими людьми не стояло. Атака была задумана, только чтобы дать мне возможность подобраться как можно ближе к стоявшей на небольшой возвышенности ставке.
Да, вы правильно поняли, решил попробовать достать этих хозяев жизни с помощью снайперской винтовки. Может, если уничтожить главных, получится внести в ряды войска хаос и раздор. Здесь ведь собраны люди из множества краёв и народов, и держатся они вместе только благодаря страху и железной дисциплине. Думаю, если исчезнет правитель, то и действовать эти чужие друг другу люди будут не как одно целое, а как кому покажется удобнее и лучше. Вот из таких соображений исходил, когда затевал свою авантюру.
Решили сильно не увлекаться: ударим, чтобы отвлечь противника, заставим его прекратить штурм и убежим. Вот только сомневаюсь, что у моего отряда это получится, всё-таки вряд ли нам простят, если всё срастется. И тем не менее я сознательно пошёл на этот риск. Пора прекращать это безобразие. Почему-то перед этой битвой вспомнилось, что после смерти Батыя орда распалась на несколько враждующих частей. Вдруг, если удастся уничтожить этого урода, получится то же самое. Интересно же, что будет, если монголо-татарского ига не случится.
В бой шёл в приподнятом настроении — незадолго до нашей авантюры ко мне добрался один из охранявших жену боевых холопов и принёс сногсшибательную весть. Моя зазноба подарила мне сына. Только ради того, чтобы он жил в нормальном мире без ужасов татарского беспредела, стоило рискнуть жизнью, и я рискнул.
Наша атака получилась неожиданной для противника, а потому очень успешной. Неготовые к нападению, ещё не отошедшие от участия в штурме татарские войска дрогнули и начали довольно бодро пятиться. Это позволило моему отряду подобраться довольно близко к ставке хана. Метров триста оставалось пройти, когда за нас взялась по-серьёзному охрана ставки. Но это уже было неважно.
Я прекрасно видел всех этих разряженных петухов, скучковавшихся, чтобы понаблюдать за ходом битвы. Главное, что самые важные и богаче других одетые люди выстроились в первом ряду, будто специально облегчая мне задачу.
Первый магазин отстрелял, можно сказать, пулеметной очередью. Бил с рук, сидя верхом на лошади для лучшего обзора, но при этом попадал, во всяком случае, мне так казалось. Да и трудно было промазать, толпа там была небольшая, но стояли они очень скучно.
Три магазина успел опустошить, прежде чем по рядам противника пронёсся истошный крик. Хрен его знает, что он обозначал, могу только догадаться. Похоже, достал я всё-таки Батыя, не мог не достать, очень уж старался.
Из-за этого истошного крика бойцы противника на секунду застыли, как парализованные, что позволило моим наёмниками перегруппироваться, а арбалетчикам — перезарядиться и по моей команде начать отступать.
Замешательство врага долго не продлилось, и охранники хана даже с каким-то остервенением кинулась в бой. Отбивались с трудом и скорее всего уйти не смогли бы, если бы не дружинники, собранные мной в отдельный отряд. Не знаю, как они увидели в гуще сражения, что мы в бедственном положении. Более того, они даже построились во что-то вроде клина и атаковали, будто вбивая этот клин между нами и нападавшими на нас татарами. Только благодаря этому удару, в котором погибло около половины дружинников, мы смогли отступить, а потом и скрыться в лесу. Только, к сожалению, я этого уже не видел.
Сразу две стрелы поймал грудью в последний момент битвы. Доспехи, которые я надел на этот бой, полностью сдержать удары этих оперённых вестников смерти не смогли, и я покинул сражение без сознания, на руках у своих наёмников.
Эпилог
Лежал на лапнике в окружении своих бойцов и одновременно смеялся и плакал. Было от чего, чего уж тут лукавить. После нашего выступления в последней битве случилось много событий, и все они были, если можно так сказать, приятными.
Мне всё-таки удалось уничтожить ханов, возглавлявших орду, всех. Выжил один, кто — выяснить не удалось, но не Батый точно. Штурм из-за этого затих сам по себе, и этот выживший придурок не нашёл ничего лучше, чем объявить о децимации для всей орды. Это когда казнят каждого десятого члена провинившегося отряда. Нормально это восприняли только люди из элитного тумена, который шел на штурм стен во время нашей атаки, остальные взбунтовались. Итогом стала битва между своими: элитный тумен вместе с выжившими телохранителями ставки против всех остальных.
До последнего момента было неясно, кто одержит победу, и все было неоднозначно. На стороне элиты было лучшее снаряжение и выручка, на другой стороне — количественное превосходство. Дело решил случай. В разгоревшейся бойне элитный тумен, яростно сражаясь и уничтожая гораздо больше противников, чем теряя своих людей, все равно потихоньку пятился и невольно вошёл в зону действия наших катапульт. Один-единственный залп, натворивший немало дел, по сути переломил ход сражения, и количество начало побеждать качество.
До темноты шла эта бойня, а когда закончилась, и орда устроилась на ночь, сразу из города и леса их атаковали все оставшиеся в живых воины. Эта отчаянная и безрассудная атака увенчалась небывалым успехом. Вымотанные практически полуторасуточным непрерывным боем враги не смогли оказать достойного сопротивления и попросту начали бежать. Сломали мы всё-таки хребет орде. Если у оставшихся в живых князей хватит ума помочь другим княжествам отразить нападение, забудут местные жители о такой напасти, как орда, может, не навсегда, но то, что надолго, это точно.