Странники в ночи

Быстров Андрей Михайлович

Краснолицый насторожился, но хлипкий махнул рукой.

– Какой там граф... Кончай заливать, Билли. Может, он рыжей дуре чего и наплел, но ты ведь не дурак, а ?

Билли заговорщически понизил голос.

– А если я вам скажу, что третьего дня проследил за ним и видел, куда он отправился отсюда? Если скажу, что видел, как он входил в особняк на Кэнберри-лейн, а лакеи перед ним гнулись, как мачты китайской джонки в шторм?

– Врешь, Билли.
– уверенно заявил краснолицый.

– Почему это я вру?

–

Потому что если бы ты точно знал, кто он такой, давно бы двинул его по башке и забрал денежки, а не толковал бы о нем с нами, вот так.

– То-то и оно, Бен, - здоровяк прищелкнул языком.
– Что толку тащить у него пару монет из кармана? Остальные-то в надежном месте, а?

– И что же?
– лениво поинтересовался Бен.

– А то, - Билли обхватил могучими лапищами плечи собутыльников. Скрутим его - и на корабль... Выкуп! Хватит и нам на всю жизнь, и капитану Джонсону... Только надо сделать все чисто, полный штиль... Одному-то мне, пожалуй, такое дело не поднять.

– Виселица, - вяло заметил хлипкий.

– Богатство, - веско возразил Билли.

Пока за уставленным бутылками столом вызревал заговор против лорда Арбетнота, сам он в обнимку с Джиной успел подняться по скрипучей лестнице и войти в захламленную комнатку с пыльными мутными окнами, освещенную двумя сальными свечами. Ударом кулака Арбетнот распахнул гнилую раму. В ледяном небе мерцали звезды - маленькие, редкие, но настоящие. Вязкий туман жался к земле, не доползая до окна. Арбетнот полной грудью вдохнул воздух, пахнущий морем.

На кровати под балдахином (жалкая, нелепая попытка изобразить величественное ложе в арабском духе) горбилась измятая постель, пропитанная потом неутомимой Джины и бесчисленных моряков. Арбетнот швырнул на колченогий столик пять шиллингов, и Джина проворно освободилась от красной оборки. Рваный чулок зацепился за отставшую от края кровати щепку. Арбетнот не отводил взгляда от этого чулка, он предвкушал разгул плоти, живительный глоток для иссушенной души. Грезы... О, как быстро они развеивались! Осыпавшаяся позолота балдахина, стакан с кислым вином, тяжелый опиумный дым...

Пустые глаза Джины блестели, отражая ДРУГУЮ пустоту. Что это - пухлая грудь рыжей потаскухи, а может быть, воспоминание о великолепной Аманде? Все кружилось, все улетало прочь. И мнилась где-то рядом назначенная неведомая цель... Назначенная кем, неведомая кому?

23

Белые клетки шахматной доски были сделаны из слоновой кости, черные из эбенового дерева. Литым фигуркам чистого золота с жемчужными и бриллиантовыми украшениями противостояли столь же искусно выполненные фигуры из серебра, декорированные изумрудами и рубинами.

Золотыми играл Арбетнот, серебряными - его гость из Японии господин Ямата. Они беседовали негромко, неторопливо, получая истинное удовольствие от общения и от игры.

– Мы оба согласны, -

говорил Арбетнот, небрежно откинувшись на резкую спинку стула, - что невозможно создать гармоничное общество без воспитания на основе высокой нравственности...

– О, да, - японец наклонил голову.
– Шах, мистер Арбетнот.

Ямата отлично владел английским, но никак не мог разобраться в тонкостях обращений к британским аристократам, во всех этих светлостях и милостях. Поэтому он попросту именовал своих английских друзей мистерами, чем вызывал добродушно-снисходительные насмешки. Разумеется, за глаза, ибо Ямату многие уважали, а некоторые побаивались.

– Гм...
– лорд Арбетнот на мгновение задумался.
– Ну что же, придется закрыться епископом(.

– О, как неосторожно! Духовное лицо под ударом простой пешки!

– Так часто бывает в жизни, дорогой Ямата-сан, - сказал Арбетнот с тонкой улыбкой.
– Но возвращаясь к нашей теме, почему никогда не чувствуешь себя так высоко, как в первые минуты после нравственного падения?

– Падение? Вы имеете в виду то, что неразрывно связано со знатностью, властью, богатством, страстями, иллюзиями любви?

С этими словами японец лукаво прищурился - он хорошо знал, что у Арбетнота есть все,

/никто не знал, чего у него нет/

перечисленное им бегло сию секунду.

– Падение находится здесь и здесь, - Арбетнот прижал руку к голове, потом к сердцу, - а не тут или там.

Он жестом обвел утопавшую в роскоши гостиную, где они с Яматой проводили долгие часы в утонченных философских спорах, паутина которых плелась настолько изящно и неуловимо, что посторонний слушатель едва ли смог бы определить в их беседе именно спор.

– Снова шах, мистер Арбетнот, - японец двинул пешку.

– Сущие пустяки. На моей стороне ещё один епископ...

– Это не епископ, - засмеялся Ямата, - а настоящий пират.

Арбетнот вспомнил обрывки невнятного заговора моряков, почти невольно подслушанные им в портовой таверне.

– Будет вам, - он улыбнулся каким-то своим мыслям.
– Настоящих пиратов в Англии не осталось с тех пор, как четверть века назад скончался сэр Генри Морган, осыпанный благодеяниями нашего всемилостивейшего короля Карла Второго...

– Морган? Тот Морган, что был вице-губернатором Ямайки?

– И командующим морскими силами острова. Но до того, как Его Величество возвел Моргана в рыцарский сан, он, Морган то есть, сам был королем - королем пиратов... Он захватил столицу Панамы, венесуэльский город Маракайбо, а также гавань Портобело, куда стекалось золото из южноамериканских колоний.

– Золото, предназначенное для испанской короны?

– Да, - рассеяно кивнул Арбетнот, глядя на доску. Ямате показалось, что упоминание об Испании почему-то опечалило его гостеприимного хозяина.