Странники в ночи
Шрифт:
– Почему-то мне кажется, что дело не в том.
– Да? Попробуем разобраться. В каком году вы читали рукопись?
– Мне было четырнадцать лет... В семьдесят восьмом, на даче...
– Ах, вот что. Инверсия времени.
– Ин... Версия?
– Год создания "Дома в огне" - тысяча девятьсот восемьдесят третий. Рукописи, путешествующие по временам, имеют обыкновение меняться... Впрочем, редко до неузнаваемости.
– Она была написана здесь, в Айсвельте?
– Я сказал, что она была ИЗДАНА в Айсвельте. Я не говорил, что она была написана в Айсвельте.
– Но кто её автор? В рукописи не было имени, и на книге тоже
– Да, он не поставил имени.
– Но вам оно известно?
– А какая разница? Если вы с ним встретитесь, вы узнаете имя, а если нет - не все ли вам равно, кто написал эту книгу?
Серебряная ложечка в руке Ани предательски звякнула о край чашки.
– Я могу встретиться с автором? Такая встреча возможна?
– Почему бы и нет? В жизни все возможно.
– Все, кроме одного, - разозлилась Аня.
– Нормально разговаривать с вами! Вы не даете однозначного ответа ни на один вопрос! Эта книга важна для меня... Когда я увидела её в вашем магазине... Только название - "Дом в огне". Подумаешь! Мало ли кто мог назвать так книгу. И все-таки я сразу почувствовала - оно, то самое... Скажите хотя бы - автор здесь, в Айсвельте?
– Нет, не в Айсвельте, - неохотно ответил Кассинский.
– Тогда у меня нет причин тут задерживаться.
– Вы говорите так, словно я дал обещание отправить вас обратно и почему-то тяну с выполнением...
Аня похолодела. В упавшей стремительно, как тропические сумерки, тишине раздражающе громко тикали и жужжали вечные двигатели.
– Значит ли это, - наконец вымолвила Аня едва слышно, - что вы не можете вызволить меня отсюда?
– В принципе могу, - сказал Кассинский с отсутствующей улыбкой, - Но не знаю, подойдет ли вам тот способ, который я в состоянии предложить...
– А если не подойдет, я навсегда останусь в Айсвельте? Или у меня есть выбор?
– Выбор всегда есть, - Кассинский развел руки в стороны, будто демонстрируя широту этого выбора.
– Откуда мне знать... Не исключаю, что вы придумаете свой способ покинуть Айсвельт. Должны же быть какие-то другие способы.
– Ага, понятно... Давайте начнем с вашего способа.
– Я дам вам Великий Шианли.
– Что дадите?
Марк Абрамович встал и подошел к шкафчику из эбенового дерева, инкрустированному слоновой костью. Двумя ключами, серебряным и золотым, он отпер один за другим два замка, отозвавшиеся мелодичными музыкальными переливами. Из шкафчика он извлек зеленую нефритовую шкатулку, а из неё в свою очередь что-то вроде флакона в виде небольшой многогранной пирамиды.
– Это - Великий Шианли, - торжественно сказал он и поставил флакон на стол перед Аней.
– Возьмите его в руки.
Аня молча повиновались. Флакон оказался очень тяжелым, и Аня подумала, что он отлит из чистого золота, потому что слепящими красновато-золотыми отблесками сверкали его грани. Только когда она подняла флакон к лицу и посмотрела сквозь него на пламя факела, убедилась в своей ошибке. Это было не золото, а какой-то род стекла или минерала, насыщенный золотом, но не утративший прозрачности. Жидкость внутри флакона была густой, темно-красной, также прозрачной, как расплавленный рубин, и в ней безостановочно вращались облачками звездной пыли крошечные спиральные галактики. От граней к центру их количество росло, и там в завораживающем хороводе ярко горела холодная голубая звезда.
– В вашей квартире, - произнес Кассинский глуховато-напряженным голосом, - примете одну каплю, только одну каплю... И вы вернетесь.
– А что будет, - спросила Аня с невольным любопытством, - если я приму больше одной капли... Или все, что тут есть?
– Я не советовал бы вам так поступать.
– Но, допустим...
– Девушка, - надменно проговорил Кассинский.
– Великий Шианли - это не такси, он создавался не для того, чтобы возить вас по мирам. Вы спрашиваете, что будет? Что угодно. Для Великого Шианли нет преград и пределов. Он открывает врата неизмеримого могущества, он всесилен в пространствах и временах. Даже мне, его создателю, неведомы границы его возможностей. Направленная к исполнению любого намерения, сила Великого Шианли концентрирует энергию осуществления. Выиграть у приятеля в кости или облететь Вселенную, написать гениальную симфонию или ощутить в себе призвание к милосердию - для Великого Шианли все равно, все он может, все смеет. Но вы, маленькое наивное существо, вы одна не справитесь с этой силой. Представьте себе ребенка, садящегося за руль сверхмощного гоночного автомобиля. Представьте результаты его попытки...
Притихшая Аня слушала с предельным вниманием. Только когда ей стало ясно, что короткий монолог Кассинского окончен, она осмелилась заговорить.
– Я вижу, как ценен Великий Шианли... Вероятно, ничто в человеческой истории не обладало такой ценностью. Зачем же вы отдаете его мне? Дайте одну каплю...
Кассинский негромко, хрипловато засмеялся и тут же оборвал смех.
– Эту тему я обсуждать не намерен. По причинам, которых вы либо не поймете, либо не одобрите, я не раздаю Шианли по каплям. Берите или отказывайтесь. Но если возьмете - тогда он ваш, и только ваш, со всеми последствиями. Кроме постоянного искушения испытать силу Великого Шианли...
– У меня нет этого искушения, - быстро сказала Аня.
Не удостоив её и взглядом, Кассинский повторил тверже.
– Кроме постоянного искушения испытать силу Великого Шианли, даже просто владеть им очень опасно.
– О, конечно, - прошептала Аня с широко раскрытыми глазами.
– Из-за такого могут и убить...
Марк Абрамович покосился на неё со снисходительным сожалением.
– Вы казались мне умнее, - пренебрежительно обронил он.
– А сейчас вы мыслите на уровне гангстерских фильмов. Я не могу предупредить вас обо всех вероятных опасностях - отчасти потому, что и сам не полностью их представляю - но об одном я вас обязан предупредить.
Он шагнул к компьютеру и нажал клавишу с паукообразным иероглифом. Стереометрические графики исчезли, и некоторое время экран оставался пустым. Потом он словно раздвинулся вглубь и вширь, и его пересекла необъятная, недоступная охвату человеческого взора
/и все-таки Аня видела её всю/
линия горизонта за бескрайними в самом прямом смысле зелеными полями, под таким же бескрайним синим небом. Небывалая громадность панорамы потрясала. Если бы Аня находилась где-то среди таких полей в привычном ей мире, она бы восприняла пятидесятую, сотую часть того, что воспринимала теперь. Но расстояния здесь не были постоянными, они пожирали себя в агонизирующей пульсации и вновь раскидывались до ужасающей беспредельности. Над полями скручивались и изгибались отчетливо ощущаемые, но не видимые энергетические жгуты.