Странники войны
Шрифт:
— Поучительно.
— Еще бы! Кстати, не помешает знать и о двойнике Наполеона Бонапарта — некоем мсье Ревере. А то ведь до сих пор бытует версия, что именно Ревер, а не Наполеон умирал в свое время на острове Святая Елена, медленно отравляемый графом Шарлем Тристаном де Монтелоном. А тот, настоящий, Наполеон дожил свой век под именем Ревера. Хотя, согласитесь, доживать под чужим именем... Не лучший выход для человека.
— Об этом я кое-что слышал*
— Как должны были слышать о девице, четыре года подряд выдававшей себя за Жанну д’Арк . Это ж насколько наглой следовало быть, чтобы решиться на такое! Тем не менее маршал Жиль де Ре умудрился поверить ей. И не только стал ее любовником, но и подчинил часть своих войск, с которыми она чуть было не освободила несчастный Париж от законного короля Карла, уж не помню, какого по счету. Но самое любопытное — что маршал лично был знаком с той, сожженной... Так что не думайте, что вы окажетесь первым, кому предстоит исправлять одну из величайших ошибок истории.
У Зомбарта хватило ума не выяснять, какую именно из бесчисленных «ошибок истории» имеет в виду Скорцени. Зато благоразумно попытался вернуть его к вопросу, на который штурмбаннфюрер так и не ответил. Во всяком случае — вразумительно.
— Так все же, господин «первый диверсант рейха»... Кто правит сейчас Германией?
44
Почти километр они с Марией уходили по открытому полю. И, оглядываясь, Крамарчук с тревогой примечал, что на окраине села стали появляться вооруженные люди, что наперерез им, постреливая, бегут двое немецких солдат. Правда, догонять их не торопятся. Только поэтому партизанам удалось проскочить шоссе и добраться до охватывающего опушку леса кустарника. [78]
78
Речь идет о знаменитой авантюристке Жанне д’Армуз, которая в 1436—1440 гг. ввергла в смятение чуть ли не всю Францию, выдавая себя за Жанну д’Арк, вместо которой, по ее версии, на костре якобы погибла другая женщина. Король Карл VII сумел арестовать самозванку и изобличить ее.
— Голову 6 тебе свернуть, твою мать! — наконец-то излил свою злость Крамарчук, когда, пробежав кусты и полянку, они оказались за стеной могучих стволов старого дубового леса. — Что, вожжа под хвост попала?! Куда ты прешь под три ствола? В двух метрах от деревни, с гарнизоном в полсотни солдат! Хочешь получить пулю в лоб? Да?!
Еще какое-то время Мария молча брела по лесу, не оглядываясь на чуть отставшего от нее Крамарчука и не отвечая на его упреки.
Погони не было. Стрельба прекратилась. Сунуться в такую рань и с такими силами в лес враги, очевидно, не решились. Наверняка побоялись партизанской засады. Значит, спасены, можно передохнуть.
Впереди показалась невысокая каменистая гряда. Дойдя до ближайшего валуна, Мария обессиленно опустилась перед ним на колени, словно перед языческим идолом, а потом привалилась плечом к стволу клена.
— Эй, ты что, ранена?! — заволновался Николай, ускоряя шаг.
— Не подходи! — резко предупредила Мария. — Я не ранена. Просто устала. Присядь вон там, — показала рукой на соседний камень метрах в десяти от себя. — И слушай меня внимательно.
Крамарчук послушно свернул туда, куда она указала, и, подвесив автомат на шею, упал спиной на высокий яйцеподобный валун. Если бы Мария показала не на камень, а на вершину дерева, Николай с той же покорностью вскарабкался бы и на него. Он мог злиться на эту девушку, мог язвить ей, но противостоять ее воле был не в состоянии. Мария давно почувствовала это.
— Дашь мне пистолет. И запасную обойму. Дальше пойдешь один.
— Что значит один? Ты вздумала вернуться?
— Зачем? Возвращаться в это село я не намерена. Но дальше ты пойдешь один. Мы не можем быть вместе.
— Почему это «не можем»? Все остальные могут, а мы — нет? Твой лейтенант действительно погиб...
— Вот именно, если он действительно...
— Просто ты не хочешь знать правду. И мне совершенно непонятно, почему мы должны расстаться. Я ведь столько искал тебя, Мария, неужели ты?..
— Хватит об этом! — резко прервала его Кристич. Голос ее опять, уже в который раз, звучал не по-женски твердо. — Независимо от того, какая судьба постигла лейтенанта, пока идет война, ты для меня — сержант Крамарчук. Я для тебя — медсестра Кристич. Только «сержант» и «медсестра», понял?
— Глупая ты. Хотел, чтобы мы хоть немного, хоть месяц пожили по-человечески. Сколько можно? Просто война убила в тебе женщину.
— Не война. Сама убила ее в себе. «Мармеладки», как видишь, устраиваются, война им не помеха. И сколько таких «мармеладок» держат сейчас тысячи мужиков у своих юбок!
Утренний лес постепенно избавлялся от спокойного ночного небытия, наполняясь птичьими голосами, словно огромная колокольня — перезвоном колоколов. Единственное, что нарушало гармонию этой лесной «заутрени» — пулеметная перестрелка дятлов. И почти слившиеся с ней три прозвучавших друг за другом ружейных выстрела.
— Согласен: ты — медсестра, я — сержант. Тогда ищем партизан, создаем свою группу, наподобие нашей «группы Беркута», или пристраиваемся к какой-нибудь семье, чтобы подпольно перезимовать. При этом будем потрошить немцев, как только сможем.
— Мне тоже казалось, что это возможно. Пока мы не попали в «счастливую семейку» Гридичей. Запомни: если хоть один день ты проживешь, забыв, что идет война и на тысячах наших дорог — враги, я просто буду презирать тебя. Не для того гибли наши ребята в сорок первом на Днестре, чтобы мы устраивали себе медовые месяцы под крылом у предателя-старосты. Кончится война — найдешь меня в Гайдуковке. В любом случае в сельсовете будут знать, где я нахожусь. Обязательно сообщу им.
— Но, Мария, пойми... — пробормотал Крамарчук, поднимаясь и делая несколько шагов в ее сторону.
— Не подходи! — вновь резко остановила его Кристич, тоже поднимаясь с земли. — И хватит сюсюкать у моих ног. Пистолет и обойму оставь на камне. Все. Да, напомни, как меняют обойму и готовят оружие к стрельбе.
Крамарчук сделал все, что она просила, раздраженно буркнул: «Прощай» — и, не оглядываясь, пошел вдоль гряды к видневшейся между деревьями лесной дороге.
«Она права, — говорил он себе. — Хватит сюсюкать у бабьих ног. Нужно оставаться солдатом. В любой ситуации — солдатом».
— Подожди, — окликнула его Мария. Подбежала, уткнулась ему в плечо, потерлась лицом о влажное сукно шинели. — Извини, — прошептала, отворачивая заплаканное лицо. — Не сердись. Береги себя. Ты ведь последний из гарнизона. Единственный. А я... всего лишь ваш санинструктор...
45
Вот уже несколько минут Гиммлер блуждал взглядом по карте, словно решал для себя, в какой части мира искать пристанища.
Время от времени рейхсфюрер СС действительно ловил себя на мысли, что пора бы позаботиться о достойном убежище, но каждый раз откладывал решение этого вопроса, все надеясь, что до этого дело не дойдет; американцы и англичане согласятся на переговоры с фюрером, и все еще каким-то образом уладится.