Странники
Шрифт:
Он дал ей прибор GPS, показал, как его установить. Недалеко от ворот у входа в хранилище она также должна была установить взрывное устройство, чтобы при приближении к ней Шалашова и Горского, направленным взрывом уничтожить обоих. Если бы этот вариант не сработал, то их пришлось бы застрелить из табельного оружия. Бердюгин убедил её, что в начавшейся суматохе после падения самолета, взрыва и пожара, никто не станет искать тела её и коллег. Так она получит возможность беспрепятственно скрыться, а все будут думать, что «Странники-3» погибли.
Когда Света спросила, как она спасется сама и избежит заражения, Бердюгин честно глядя ей в глаза, ответил, что на машине надо будет выехать на дорогу, ведущую на запад, в сторону Уральских гор. Роза ветров в районе Уральска предопределяет восточное направление ветра, и потому поднявшееся вверх облако пойдет на восток, в сторону города. Третьякова ему поверила.
Однако на самом деле Бердюгин не знал розы ветров в районе АЭС. Ветер мог дуть в любую сторону с одинаковой силой и, по мнению иностранных специалистов, принимавших участие в подготовке теракта, зона распространения радиоактивных отходов в случае взрыва будет достаточно обширна — на несколько сот километров во все стороны. К тому же, для подстраховки, получения полной гарантии в устранении Третьяковой, ей было сказано, чтобы она не торопилась. Что у неё достаточно времени для отъезда, даже с запасом.
Единственно, о чем ей не сказал Бердюгин, что самолет должен упасть на склад раньше, в то время, когда она еще будет находиться возле него, и шансов выжить останется мало. Их практически не будет.
Поезд набирал скорость, покачивая вагоны. Мимо мелькали высокие сосны, ели, проносились небольшие деревеньки, состоящие сплошь из темных бревенчатых домов. Изредка между ними мелькало чье-нибудь окрашенные в зеленые или коричневые цвета жилье, и тогда серые дома смотрелись как дырки в беззубом старушечьем рту. Где-то под горкой, внизу, извивалась маленькая речка, то прячась в лесу, то приближаясь к железнодорожной насыпи.
Бердюгину подумалось, что ни при царе, ни при Советах, ни сейчас, его народ, все население огромной страны никогда не жило хорошо. Впрочем, какое ему до этого дело? Родина, друзья — понятия довольно абстрактные. Если руководителям России никогда не было жалко людей, жителей своей страны, то значит и Родины для них не существовало. Почему же тогда для Бердюгина эта страна должна быть так важна? Потому что здесь живут его соплеменники, люди одной с ним нации?
Но ведь русские — это неудачники. Все достижения, которыми принято так гордиться — на самом деле достались ценой неимоверных лишений и утрат. Они жили в землянках и бараках, но делали и запускали ракеты в космос. Долгое время все это оправдывалось развитием высоких технологий, науки, промышленности. Но вот американцы. Они не испытывали таких сложностей, на надрывали пупок, чтобы доказать свою значимость миру и в результате добились всего того же и пошли дальше.
Где сейчас российские технологии и где американские? Они находятся на несопоставимом уровне, можно сказать, для нас американцы недосягаемы. Так что зря пошли все усилия, не на то потрачено время. Предыдущие поколения — отцов, дедов, прожили свою жизнь не так.
Будь его воля, он родился бы англичанином или итальянцем, а может представителем северных наций. Быть шведом тоже неплохо. У них чистота, порядок, дисциплина. Никто не держит население за придурков и так нагло, бессовестно ему не лжет. А население, в свою очередь, безоглядно не верит своим правителям. Поэтому Родина для него, Бердюгина, — это та, конкретная территория, на которой он будет проживать в комфортной обстановке. Люди не имеют значения, пусть хоть это будут австралийские аборигены или какие-нибудь папуасы. Ему все равно.
Почти через сутки он приедет в Москву, доложит обо всем и, когда все уляжется, махнет в отпуск. Возвращаться из него он не собирается — поедет за границу, первым делом в Швейцарию, где на его счете уже лежит крупная сумма. Кстати, сегодня она существенно увеличиться — его арабские «друзья» с этим никогда не обманывали.
Бердюгин снова растянулся на полке, положил руки за голову и прикрыл глаза. Ему вдруг вспомнилось, как все это начиналось. А начиналось не так уж и давно — четыре года назад. Его тогда направили от московского Управления ФСБ в Чечню, в отдел по борьбе с терроризмом УФСБ по Чеченской республике.
Ко времени второго штурма Грозного боевиками Бердюгин пробыл в Чечне уже три месяца. Это была ровно половина того срока, на который отправляли в мятежную республику сотрудников ФСБ. Можно, конечно, ради получения квартиры было остаться и на больший срок — на год, на два. Но среди офицеров мало находилось желающих так рисковать. По крайней мере, среди своих знакомых Бердюгин таких не знал.
Он, как и все, еще в Москве, получил второе удостоверение сотрудника ФСБ на вымышленную фамилию, а подлинные документы оставил в кадрах. Теперь его звали не Бердюгин Евгений Николаевич, а Цветков Сергей Васильевич. И был он не сотрудник московского УФСБ, а из Мурманска. Таковы правила — чтобы ни случилось с тобой, твои родственники, семья не должны пострадать.
В Чечне он быстро подружился с Виктором Егоровым — так звучала его настоящие имя и фамилия, впрочем, своему новому коллеге Бердюгин тоже сообщил о себе подлинные сведения.
Они по-дружески, за стаканом водки, поделились этой тайной. Егоров был из Новосибирска, он с гордостью показывал на фотографии симпатичную жену и двух девочек. Бердюгин в ответ показал свою семью — жену и сына, который уже пошел в школу.
«Вот жених для твоей старшей — говорил подвыпивший Бердюгин, тыкая пальцем в свою фотографию — когда подрастут, вместе гульнем на свадьбе!». «Пусть сначала подрастут, а там видно будет!» — смеялся в ответ Виктор. «А я говорю, что так и будет! — упрямо гнул свое Бердюгин — мы здесь, как братья. Кто прошел Чечню — породнился навек». «Давай Женя, выпьем за ребят, сложивших здесь головы!» — предложил Егоров и они выпили не чокаясь.
Вместе с новым другом, Бердюгин участвовал в нескольких операциях. Они всегда прикрывали друг друга и только здесь в Чечне, Бердюгин понял, что такое фронтовое братство. Когда к ним в школу приходили фронтовики и рассказывали о чем-то таком, подобном, это не доходило до его сознания, потому что было слишком далеко и нереально. Да и какое дело школьникам до фронтового быта, грязи и крови. Здесь было другое. Здесь он чувствовал, что от него зависит: будет ли жить твой товарищ или нет, выживешь ли ты сам, если тебя некому прикрывать.