Странный Харрис
Шрифт:
– Он еще придет.
– Хорошо, что придет!
– ответил Ритц.
Потом они говорили о себе и о жизни.
– Купил практику?
– переспрашивал Ритц.
– Кабинет, - оглядывал комнату.
– Круг друзей. Любовница. Семьи нет?
Гейм кивал в ответ на вопросы. Улыбался смущенно или удовлетворенно: было в Ритце что-то обтрепанное, обдерганное. Гейм невольно сравнивал себя с ним, радовался своим успехам, положению в жизни. Когда рассказал о себе все, коротко спросил Ритца:
– А ты?
– Я?
– Ритц помедлил с ответом.
– Все прахом.
– признался он.
Гейм помолчал, как тогда, с Харрисом, давая успокоиться Ритцу.
Ритц успокоился, стал рассказывать.
Был военным врачом. "В Индокитае..." - неопределенно махнул рукой. Все восемнадцать лет. Лечил джи ай от наркомании. В этих проклятых местах делают героин и пподают так же открыто, как таблетки норсульфазола. Другое дело здесь... А там чертово зелье проигрывается и выигрывается в карты. Соблазнительно, чтобы не пристраститься к коммерции. Многие так и делают.
На протестующий жест Гейма Ритц жестко ответил:
– Жизнь есть жизнь. Нужны деньги...
Гейм не стал больше перебивать собеседника. Отмечал в уме повороты и вехи в биографии Ритца. Но - жизнь есть жизнь, говорит Ритц.
– Теперь у меня ни гроша...
– Ритц поглядывал на Гейма, завидовал. Гейм всегда был удачлив: в колледже бессменный староста группы, диплом у Гейма с отличием, и практику он нашел сразу. Утвердился в жизни, оброс жирком.
– Тем и кончилось, - заключил он.
– Деньги ухлопал на порошок. При перегоне в Штаты агент засыпался. По ниточке выбрали всех - одного за другим. Меня тоже. Разжаловали. Указали на дверь. Ни денег, ни будущего...
Ритц ушел поздно. В понедельник они посмотрят Харриса вместе.
– Одно дело ты, другое - вместе, - говорил Ритц.
Гейм соглашался. Харрис оставил в его душе тревогу.
– А крона была золотая?
– спросил Ритц, уже переступивши порог. Мысль о кроне пришла ему в голову как озарение. Почему он не спросил о ней раньше?
– Золотая, - ответил Гейм.
– Хотя... Рукой я ее не трогал.
Ритц кивнул и сошел с крыльца.
Что-то шевельнулось в нем неопределенное. Не мысль не образ - обрывок.
Он шел медленно по тротуару, прохожих почти не было, нал городом распростерлась полночь. Такси Ритц не взял. Мерный шаг помогал думать. Но придумать Ритц ничего не мог: вспомнилось круглое лицо Гейма, странный рассказ. Сейчас, наедине с собой, Ритц почти не верил в Харриса, в чудеса.
Так же медленно, не пожелав воспользоваться лифтом, Ритц поднялся по лестнице на пятый этаж, вошел к себе в номер. Раздевшись, не включая света, в номере было сумрачно от уличных фонарей, Ритц лег и заснул неспокойным сном.
Зато утром вскочил с кровати, очевидно, мозг, скрытно работавший во сне, шлифовал, оттачивал мысль, и теперь она пришла в голову Ритцу в готовом виде, развернувшись в нем, как пружина. Несколько минут Ритц стоял у окна, глядя на улицу, но не замечая ни людей, ни движения. Прислушивался к себе, к мысли, выстукивавшей в голове план действий.
– Дурак этот Гейм, тупица!..
– отошел Рнтц от окна. Первым его порывом было связаться с Геймом по телефону. Ритц схватил трубку, начал набирать номер, но тут же швырнул трубку на место. "Спокойнее", - сказал он себе. Не надо тревожить Гейма. Не надо подавать вида!
– О господи!
– Ритц, как был, в пижаме, зашагал по комнате из угла в угол.
Иногда он издавал восклицания:
– Так! Конечно! Именно так!..
– Нервно потирал руки. Все или ничего!
Вспомнил, что эти слова не новы - говорил их, когда вкладывал деньги в предприятие с порошком.
– Но, господи, должно же повезти когда-нибудь мне!
Ритц метался по комнате в нетерпении.
В нетерпении прошли суббота и воскресенье. Ритц ел, пил, разговаривал со случайными людьми за стойкой бара. Но главным в эти дни было нетерпение. В понедельник с утра начал поглядывать на часы. Едва стрелки показали четыре, почти бегом направился к Гейму.
Он пришел раньше, чем появился Харрис. Некоторое время они сидели вдвоем - сытый, самодовольный Гейм и собранный, готовый к прыжку Ритц. Почти не разговаривали. Гейм считал, что все оговорено при первой встрече. Ритцу молчание Гейма было на руку. Ритц волновался: придет ли Харрис? От этого, казалось Ритцу, зависит его судьба, счастье или несчастье. Гейм молчал потому, что обдумывал, как освободиться от Харриса. Харрис не только пугал его, он сводил с наезженной колеи. Чудеса, фокусы, иллюзии, что бы там ни было, действовали ему на нервы, вызывали недоумение. Гейм не любил неясностей, они могли повлиять на его практику, благополучие. В сложных случаях он всегда опирался на кого-то другого - на консилиум, клинику и таким образом благополучно сбывал неприятного пациента с рук. Сейчас Гейм доволен, что он не один в ожидании Харриса, с ним Ритц. Гейм питал надежду, что и сейчас он сплавит пациента - пусть даже бездомному Ритцу: надо же помочь другу. Оба они немцы, хотя и родились здесь, в Филадельфии. В Филадельфии Гейм и Ритц окончили университет, но по образу мышления, по духу они немцы. Надо Ритцу помочь.
Наконец Харрис пришел. Втиснулся в полуоткрытую дверь боком. Вид у него был затравленный, глаза в смятении бегали, обшаривая Гейма и Ритца. Пиджак сидел на нем кургузо, галстук сбит набок. На мгновение Ритц почувствовал разочарование, до того пациент был ординарным. Не выдумка ли рассказ Гейма?
– Входите, - приветливо сказал Гейм, чуть приподнявшись в кресле.
– Сегодня мы послушаем вас с коллегой.
– Гейм кивнул в сторону Ритца.
Харрис слегка поклонился Ритцу и, волоча ноги, направился к креслу.
– Как вы себя чувствуете?
– спросил Гейм.
– Все так же, - ответил Харрис.
– Естественно, - согласился Гейм.
– С одной встречи не определишь глубину и характер болезни. Вот я и пригласил на консилиум доктора Ритца.
Харрис взглянул на Ритца, перевел взгляд на Гейма.
– Пожалуйста, - сказал тот, - повторите коротко, на что жалуетесь. Для коллеги. Да и мне послушать небесполезно. Повторите ваши... э-э... видения.
– Гейм внутренне содрогнулся при воспоминания о чудовищной мухе. Однако вида не подал и даже улыбнулся пациенту.