Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
Полянин усмехается, но Кукша не видит его усмешки, он изо всех сил вытягивает коня плетью. В короткий миг в голове его проносится видение: щит, брошенный Оскольдом, тогда еще Хаскульдом, летит к ногам разъяренного рыжего великана. Да, да! Разъяренный тур похож на того великана, даром что другой масти!
Кукша знает, что тура следует поражать в сердце, но где у него сердце? Скорее всего, слева, там же, где и у простого деревенского быка. Да вот беда, тур обращен к нему правым боком! А Вороной резко останавливается, высоко вскинув голову, чтобы избежать столкновения с окровавленным зверем, и Кукша, который уже выпустил поводья и обеими руками сжимает древко копья, вылетает из седла.
Однако он успевает всадить копье в шею тура, пониже середины, туда, где горло, а сам падает уже по другую сторону быка. Почти в то же мгновенье, ткнувшись мордой в редкую лесную траву, тур валится на него. Прежде, чем потерять сознание, Кукша успевает почувствовать, что у тура родной запах домовичской коровы.
Через несколько мгновений Шульга оказывается возле тура, спрыгивает с коня и подсовывает древко копья под зверя, силясь приподнять тушу, чтобы Кукша не задохнулся. Но одного древка недостаточно. Шульга взглядывает на полянина, ему кажется, что тот мешкает нарочно, и, забыв о его возрасте и знатности, он гневно кричит:
– Что ты там застрял, куриный потрох?
Словно стряхнув оцепенение, полянин бросается на помощь. Вдвоем они приподнимают часть туши над Кукшей, а освободившийся наконец Оскольд вытаскивает из-под нее едва не задохнувшегося Кукшу.
Глава десятая
ВАДА ЛЕЧИТ КУКШУ
Из-за реки возвращаются охотники, у них на ивовых носилках лежит Кукша. Князь Оскольд велит нести его на женскую половину усадьбы, в дом княжны Вады. Вада известна как знахарка. Каждое лето в Купальскую ночь она идет в чисто поле, на луга или на лесную опушку и в полночь все травы и цветы шепчут ей, от какого недуга они помогают и когда их лучше всего брать. Вада уже изъявила согласие лечить и выхаживать Кукшу.
В ее дом ведет дверь с низкой притолокой, земляной пол углублен на три ступеньки. Всякого, входящего в дом, обдает смешанным запахом разных трав, цветов и кореньев, пучками развешанных по стенам. Вдоль левой стены высоко над полом устроена широкая лавка, на которой Кукша будет лежать один, чтобы его никто не беспокоил. На лавку, поверх соломенной подстилки, положен большой простеганный мешок с конским волосом, в головах – такой же простеганный подголовок. Сверху на все это постелена лебяжья перина.
Такая же высокая лавка идет и поперек избы, у торцовой стены, – это Вадино ложе.
Ваде позволено требовать себе в помощь любую рабыню в усадьбе. Сколько угодно рабынь. Любые яства и пития и, конечно, любые целебные снадобья или то, из чего их готовят. Если ей понадобятся редкие травы или коренья, на поиски немедленно отправятся десятки рабынь, если потребуется оленья желчь или парная зверина, множество конных охотников устремится в леса.
Пострадавший не случайно помещен на женской половине и отдан в заботливые женские руки. Всяк знает, что мужчина получил от Сварога дар ковать и пускать в ход оружие, а женщина получила дар исцелять и выхаживать раненых. Кукша раздет и уложен. Вада спрашивает у него, где больно. Он указывает на левую часть груди. Врачевательница ощупывает пальцами ребра. Дважды Кукша говорит:
– Здесь. И здесь.
– Сломаны два ребра. Что-нибудь еще болит?
– Голова. И плывет перед глазами. И тошнит…
Вада встревожена: тошнит, значит, неладно с головой. Ощупав голову, она убеждается, что повреждений нет, но Кукше, как видно, сильно тряхнуло голову.
Расспросив и ощупав Кукшу, Вада велит дружинникам осторожно приподнять его и вытаскивает из-под него перину.
– Довольно волосяной подстилки, – говорит она и объявляет, что больше ей пока никто не нужен.
Князья, дружинники и служанки уходят.
– Главное твое лекарство – покой, – ласково говорит Вада, – сейчас тебе нужно побольше спать и поменьше шевелиться. А я тебе приготовлю отвар из кошачьего корня с молодилом, чтобы ты был спокойнее и крепче спал. Будешь меньше шевелиться – ребра скорее срастутся, а голова пройдет. Завтра добуду тебе макового молока.
К вечеру у Кукши начинается жар, он то и дело просит пить. Вада одной рукой приподнимает ему голову, а другой поит ключевой водой из широкой скудельной чашки с носиком, меняет у него на лбу мокрое полотенце, чтобы ослабить тяготу жара. Кошачий корень с молодилом меж тем действует, и Кукша все чаще задремывает. Иногда он бредит, бормочет что-то неразборчивое, раза два Ваде кажется, будто он зовет мать.
Дверь отворена и в избе светло, так что пока еще можно обходиться без светильника, хотя солнце уже свалилось за овидь [144] . Однако золотистые сумерки быстро насыщаются синевой, скоро придется добыть огня и запалить жировой светильник, которому предстоит горсть всю ночь. Лучше это сделать засветло… Но тут раздаются тяжелые шаги и являются Оскольдовы дружинники с носилками.
– Нас прислал князь Оскольд, – говорят они, – он требует, чтобы мы принесли Кукшу на пир. Он хочет выпить за его здоровье в его присутствии!
144
За горизонт.
– Кукшу нельзя шевелить, – сердито шипит Вада, – ему нужен покой, только в этом его исцеленье. Так и передайте Оскольду!
Дружинники уходят, а Вада берет с печки огниво и кресалом высекает искру из кремня. Искра падает на трут [145] , Вада раздувает ее и с помощью узкой берестяной ленты передает огонь светильнику. После этого она садится рядом с Кукшей и глядит на него, готовая немедленно исполнить все, что потребуется.
Вскоре снова являются посланные с носилками.
145
Трут – ветхая сухая обожженная тряпица, ее держат в коробочке с крышкой. Искры высекают так, чтобы они сыпались на трут. Вздув огонь, трут гасят, закрывая коробочку крышкой.
– Нам велено без Кукши не возвращаться, – говорят они и, поклонившись низкой притолоке, вносят носилки в избу. Горячие возражения Вады не помогают, Кукшу перекладывают на носилки и выносят на волю.
– Поосторожнее, – злобно ворчит она, – его нельзя трясти!
– Не беспокойся, – отвечают дружинники. – Тебе, кстати, тоже велено явиться!
Но ей не нужно княжеского повеления, она и так не оставит больного Кукшу без надзора. Хмельные дружинники под ее придирчивым взглядом изо всех сил стараются не споткнуться и нести Кукшу как можно ровнее. Наконец они вносят носилки в гридницу и, освободив часть лавки, кладут на нее носилки. Вада садится рядом, тревожно глядя на Кукшу. К ним подходит Оскольд: