Странствия убийцы
Шрифт:
На другой стороне площади стояла упряжка лошадей и телега. На ней была зарешеченная клетка, а в клетке трое «перекованных». Я не мог разглядеть почти ничего, кроме того, что их было трое. Мой Уит совершенно не чувствовал их. Женщина, управлявшая лошадьми, шла к клетке с дубиной в руках. Она громко постучала по решетке, приказывая пленникам заткнуться, а потом резко повернулась к двум молодым людям, болтавшимся у задней части телеги.
— А вы оставьте их в покое, деревенщина, — бранилась она. — Они для Королевского Круга и для правосудия и милостей, которые найдут там. Но до того вы оставите их в покое, понятно вам? Лили!
Молодые люди, смеясь, подняли руки и отступили от ее угрожающей дубинки.
— Не вижу, почему бы нам сперва не повеселиться с ними, — возразил тот, что повыше. — Я слышал, что внизу, в Рансфорде, строят собственный круг правосудия.
Второй парень устроил целое представление, перекатывая мышцы на плечах:
— Я сам гожусь для Королевского Круга.
— Как чемпион или как пленник? — крикнул кто-то насмешливо, и оба молодых человека засмеялись, а высокий грубовато подтолкнул своего товарища.
Я оставался на месте. Отвратительное подозрение поднималось во мне. Королевский Круг. «Перекованные» и чемпионы. Я вспомнил, как жадно Регал наблюдал за моим избиением, когда меня окружали его люди. Я онемел, когда женщина по имени Лили подошла к телеге и швырнула полную тарелку мясных костей сидевшим в клетке пленникам. Они жадно набросились на еду, огрызаясь друг на друга, и каждый пытался захватить побольше лакомства. Довольно много народа стояло вокруг телеги, тыкая в «перекованных» пальцами и смеясь. Я стоял и молчал. Мне было физически плохо от горя и гнева. Неужели они не понимают, что это «перекованные»? Они не преступники. Это мужья и сыновья, рыбаки и фермеры Шести Герцогств, чья единственная вина в том, что их захватили пираты красных кораблей.
Я не считал, сколько «перекованных» убил. Они были отвратительны, это правда, но такое же отвращение я испытывал, когда видел сгнившую от гангрены ногу или собаку, настолько замученную чесоткой, что ее уже нельзя спасти. Убийство «перекованных» не имело ничего общего с ненавистью, наказанием или правосудием. Одна смерть могла помочь им, и их следовало убить как можно быстрее, из милосердия к семьям, которые любили их. Эти же молодые люди говорили так, как будто из убийства собираются сделать что-то вроде спорта. Я уставился на клетку, меня тошнило.
Я снова медленно сел. На моем подносе все еще была еда, но аппетит пропал. Здравый смысл говорил мне, что следует хорошенько поесть, раз уж мне подвернулся такой случай. Я подумал секунду, потом заставил себя взять новый кусок.
Когда я поднял глаза, то обнаружил, что те двое молодых людей уставились на меня. На мгновение я встретил их взгляды, потом вспомнил, кем должен быть, и быстро опустил глаза. По-видимому, моя внешность их очень развлекала, потому что они подошли, покачиваясь, и сели, один подальше, другой совсем рядом со мной. Он очень веселился, сморщив нос и прикрыв рот, к восторгу своего товарища. Я пожелал им обоим доброго вечера.
— Ну что ж, может, и тебе доброго вечера. Долгонько у тебя не было такой еды, а, нищий? — спросил тот, кто сидел напротив меня. Здоровенный парень с льняными волосами и массой веснушек на лице.
— Это верно, и спасибо городскому голове за его щедрость, — сказал я кротко. Мне уже хотелось выпутаться из этого.
— Так. И что же привело тебя в Пом? — поинтересовался
— Ищу работу. — Я посмотрел прямо ему в глаза. — Мне говорили, что в Тредфорде есть ярмарка наемных рабочих.
— А для какой работы ты годишься, нищий? Огородным пугалом? А может быть, ты выгоняешь крыс из жилья своим запахом? — Он поставил локоть на стол, слишком близко ко мне, а потом оперся на него, как бы желая показать мне узлы мышц на своей руке.
Я глубоко вздохнул, потом еще раз. Я ощущал нечто, чего давно не испытывал. Это была невидимая дрожь страха, и что-то еще, что я чувствовал, когда мне бросали вызов. Я знал также, что время от времени эта дрожь предшествует припадку. Но еще что-то другое поднималось во мне, и я почти забыл это ощущение. Злоба. Нет, ярость. Бессмысленная жестокая ярость, которая давала мне силу отрубать топором руку человека или бросаться на него и выдавливать из него жизнь, невзирая на бешеное сопротивление.
С чем-то вроде благоговения я приветствовал ее появление и подумал, что же ее вызвало. Воспоминания о друзьях, которые потеряны навсегда? Сцены битвы, которые так часто являлись мне в снах Скилла в последнее время? Это не имело значения. Я чувствовал тяжесть меча у своего бедра, сомневался, что эти болваны знают о нем или догадываются, как хорошо я умею с ним обращаться. Они, скорее всего, никогда не держали в руках никакого клинка, кроме косы, и не видели никакой крови, кроме крови зарезанного цыпленка или коровы. Они никогда не просыпались ночью от собачьего лая в страхе, что это пришли пираты, никогда не возвращались домой после рыбной ловли, молясь, чтобы город стоял на месте целым и невредимым, когда они обогнут мыс. Счастливые невежественные фермеры, сыто живущие в мягкой речной стране, далеко от воюющего побережья, и не имеющие никакого способа проявить себя, кроме как задирать чужеземца или насмехаться над посаженными в клетку узниками.
Если бы все парни Шести Герцогств были такими невежественными!
Я замер, как будто Верити положил руку мне на плечо. Я хотел обернуться, но заставил себя сидеть спокойно, пытаясь нащупать его в своем сознании, но не нашел ничего. Ничего.
Я не мог утверждать, что эта мысль пришла от него. Может быть, это было мое собственное желание? И тем не менее моя ярость исчезла так же внезапно, как появилась, и я посмотрел на них несколько удивленно, обнаружив, что они все еще здесь. Мальчики, да, но довольно большие мальчики, стремящиеся проявить себя. Невежественные и бездумные, как это часто бывает с молодыми людьми. Что ж, я не дам им повода для самоутверждения, но и не буду проливать их кровь в день свадьбы городского головы.
— Боюсь, что малость засиделся, — мрачно сказал я, вставая. Я съел достаточно и знал, что мне не нужны полкружки эля, стоявшего подле меня. Я посмотрел, как они смерили меня взглядами, когда я встал, и увидел, что один из них был явно потрясен, увидев мой меч. Второй поднялся, как бы собираясь помешать мне уйти, но его приятель еле заметно покачал головой. После этого смуглый фермерский мальчик с ухмылкой отошел от меня, отпрянув, как будто боялся, что я испачкаю его. Было странно так легко пренебречь этим оскорблением. Я не попятился, но просто повернулся и пошел в темноту, удаляясь от веселья, танцев и музыки. Никто не последовал за мной.