Странствующий чародей
Шрифт:
Кругом воцарилось молчание, когда он начал речитативом произносить заклинание:
— Допустим, что вино — это вино, а значит, А — это А. Затем примем теоретическое допущение, что уксус — это вино, подвергшееся изменению, а значит, АВ. Затем примем следующее теоретическое Допущение: это изменение является цепью изменений на молекулярном уровне, а молекулы, в свою очередь, состоят из атомов, являющихся неделимыми частицами, что установлено Эмпедоклом [32] , Демокритом [33] и Левкиппом [34] .
32
Эмпедокл (ок. 490 —
33
Демокрит (ок. 460 — ок. 370 до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, один из авторов античной атомистики, признававший два первоначала: атомы, т. е. неделимые частицы материи, и пустоту.
34
Левкипп (ок. 500–440 до н. э.) — древнегреческий философ, учитель Демокрита; оба являются основоположниками античной атомистики.
Не существует логической причины, препятствующей обратному течению этого процесса. Следовательно, давайте трансформируем эти молекулы, восстанавливая первоначальные цепи, состоящие из них. — Он повернулся к Ши. — Чашу! — прошептал он. Ши подал ему чашу. Чалмерс покрутил чашу, взболтал осевший на дне осадок и затянул дрожащим фальцетом:
— Аполлон из исмарской рощи, яви пример твоего бесподобного искусства виноделия, направив эти блуждающие молекулы по пути, указанному тобою при сотворении божественного напитка! — С торжественным видом он наклонил чашу, и несколько капель кислого вина из нее упали в большой кувшин. Затем он бросил в кувшин и саму чашу, подождал, пока она наполнится и опустится на дно. Он снова заткнул кувшин пробкой и, склонив голову, встал над ним. Обратившись к Ши, он прошептал: — Готовьтесь бежать, если у меня ничего не получится.
— Я в полной готовности, — отвечал Ши. Он уже выбрал направление, если придется пуститься наутек.
Чалмерс глубоко вздохнул и церемонным жестом поднял крышку. Наступило гробовое молчание, которое продолжалось до тех пор, пока что-то не возникло из кувшина. Это было благоухание, несказанно сладкое и настолько сильное, что, казалось, оно имеет цвет. На лицах всех пировавших появилось выражение озадаченности и недоумения, которое сменилось шумным восторгом, а затем коллективным «Ааааааххххх!»
Чалмерс, чьи руки дрожали, а движения были неуверенными, наполнил черпак, поднял его и струей вылил содержимое обратно в кувшин. Жидкость, которая прежде имела красновато-желтый цвет, стала не просто красной, а красно-коричневой, причем цвет ее был настолько насыщенным, что она казалась почти черной.
Эней, на лице которого было написано неподдельное удивление, встал и подошел к кувшину. Он взял чашу, которая была украшена золотой чеканкой и имела ручки в форме голубок. Троянец поднес чашу к кувшину, и Чалмерс наполнил ее. Аромат, исходивший от чаши, был непередаваем. Эней с благоговением поднес чашу Анхизу. Старик принял благоухавший сосуд из рук сына, приблизил его к своему лицу и вдохнул исходивший от него божественный аромат; его глаза закатились, когда он в полной мере ощутил
— О, господин мой, — забеспокоился Ши, — это вино необходимо смешивать с водой в соотношении двадцать к одному: в неразбавленном виде оно напрочь валило с ног циклопов. — Оба аристократа пропустили его слова мимо ушей. Анхиз приложился к чаше и некоторое время не отрывал ее от губ, а когда отстранился, то его расширенные и округлившиеся глаза занимали половину лица, сделавшегося багровым. В течение нескольких секунд он ловил воздух широко раскрытым ртом и только после этого вновь обрел дар речи.
— Ууууххххххх! Ну и питье! — Все вокруг, уже наполовину опьяневшие от источаемого вином аромата, радостно закричали и захлопали в ладоши.
— Подать чашу с двадцатью мерами воды и чашу на одну меру этого нового вина, — повелел Эней, — чтобы все могли отведать этого напитка. Но сперва налейте мне чашу чистого, неразбавленного вина!
Чалмерс исполнил приказание, и Эней осушил поднесенную чашу одним глотком. Когда его глаза обрели способность различать окружающие предметы, он похлопал Чалмерса по плечу.
— Ребята, — сказал герой, — вы не только придали устроенному мной пиршеству необычайный смысл, но и сами возвысились в моих глазах. Отныне вы больше не будете заниматься кипячением смолы. Делаю вас управляющими винного погреба моего флота со всеми привилегиями, соответствующими этому почетному положению.
В течение нескольких последующих минут все пировавшие пришли в блаженное состояние, но, что было крайне удивительно, причиной его не было сильное опьянение. Все пели, шумно и весело шутили, возились друг с другом, но делали это с таким непринужденным весельем и добродушием, как будто кто-то похитил все их заботы, печали, а также злобу, которую ранее некоторые из них испытывали к своим ближним.
— Прекрасно, вы сделали то, что задумали, — сказал Ши. — Только давайте прекратим услаждать их вином, пока они не хватили лишнего.
— Согласен, — ответил Чалмерс. — И я полагаю к тому же, что нам следовало бы ограничиться разбавленным вином. Оно даже крепче, чем я ожидал.
Через час вся компания заснула, растянувшись на прибрежном песке и оглашая округу громким храпом. Ши с Чалмерсом нацедили себе по чаше напитка, чокнулись, произнесли тост и отхлебнули по глотку. Это был необыкновенный, несказанно прекрасный напиток, предназначенный лишь для богов, если, конечно, боги предавались винопитию. Этот напиток как бы придавал «шато мутон Ротшильд» вкус «красного даго».
— Не могу поверить, что Эней и его отец могли пить его неразбавленным и остаться после этого в живых, — сказал Ши.
— Аппетиты героев известны и красочно и подробно описаны, — объяснил Чалмерс. Они отхлебнули еще по глотку.
— Скажите, док, а этот напиток не располагает к галлюцинациям?
— Этого я не слышал. А почему вы об этом спросили?
— Да потому, что какой-то тип высотой примерно в двадцать футов, сделанный из золота, стоит прямо перед кораблем, который мы смолили сегодня.
— Ох-хо-хо, — Чалмерс медленно повернул голову в направлении, указанном Ши. Человек, если он, конечно, был человеком, быстрой походкой двигался в их сторону. Когда он приблизился, они поняли, что едва достают макушками до его колен, к тому же он распространял вокруг себя столь яркое сияние, что им пришлось зажмурить глаза. Он смотрел на психологов отнюдь не доброжелательно, приблизив к ним свое прекрасное и вместе с тем внушавшее ужас лицо.
— Глупые смертные! Вам известно, кто я?
— Мы… — залепетал Чалмерс.