Странствующий чародей
Шрифт:
— А вы знаете, какое из них кизил, а какое мирт? — спросил Ши.
— Не думаю, что это важно, — ответил Чалмерс. — Давайте просто вытащим несколько этих деревцев и принесем их на косу.
Ши нагнулся и ухватился за ствол деревца, возвышавшегося примерно на фут над землей. Упершись обеими ногами, он с силой потянул за ствол. Деревце поддалось неожиданно легко, а затем вдруг громкий пугающий стон раздался из-под земли.
— Какого черта? Рид, что это было? — В этот момент Чалмерс вытянул другое деревце, и опять раздался стон, еще сильнее первого.
— Я думаю, мы влипли в очень скверную историю, — сказал Чалмерс. — Полагаю,
— Мой господин, — обратился к нему Чалмерс, — у нас возникли трудности при исполнении вашего приказания принести веток для алтарной беседки.
— Трудности? — рявкнул Ахат. — Вы что, не в силах притащить несколько кустиков? Какие тут могут быть трудности? Будь вы оба тощими, как тростинки, я бы еще мог вас понять, но на вас же можно… — Эней подал ему знак замолчать.
— Это же мои виночерпии, мой старый друг. Пусть расскажут.
— Конечно, мой господин. Все понял!
— Когда мы попытались вытащить из почвы деревца, — сказал Ши, — из-под земли раздался громкий стон. Он звучал так, как будто стонал человек.
— Вот оно, истинное предзнаменование, — сказал Эней. — Пойдемте и посмотрим, в чем дело.
Они поднялись на холм, и Эней взялся за первое попавшееся деревце. Он потянул его одной рукой, и деревце поддалось, но не так легко. Стон на этот раз был намного более громким и пугающим. Пучок корней вышел из земли с неприятным пронизывающим резким звуком. Эней поднес деревце к глазам и стал его внимательно изучать. Корни деревца были покрыты чем-то черновато-вязким, и полусвернувшаяся кровь капала с них на землю.
— Какой ужас! — донеслось из толпы.
Эней предпринял еще одну попытку — тот же самый стон, та же кровь. Будучи человеком, который всегда предпочитает троицу, он вытащил еще одно деревце — стон, кровь, но на этот раз еще и рыдания. Наконец снизу раздался голос.
— Это ты, Эней? — замогильным голосом вопросили из-под земли.
— Я узнал этот голос, — объявил Эней. — Это ты, Полидор? [40]
— Да, это я или, по крайней мере, тот, кем я был. Сейчас я мертв. Приам послал меня на север, дав шкатулку с золотом, подкупить короля Трасии, чтобы он пришел на выручку Трое. А тот убил меня и завладел золотом. Его приближенные пригвоздили меня здесь дротиками, и эти дротики со временем пустили корни.
40
Полидор — младший сын Приама, царя Трои.
— Каков мерзавец! — взревел Эней.
— Полностью с тобой согласен, — поддержал его Полидор.
— Все ясно и так, — сказал Эней. — Трудно даже вообразить более мрачное предсказание, чем это. Клянусь Юпитером, город здесь мы строить не будем. Полидор, мы совершим над тобой все обряды, чтобы тень твоя упокоилась в мире.
— Искренне благодарен тебе, — ответила тень.
Итак, жертвоприношение быка было посвящено тени Полидора, а не Венере, над местом погребения был насыпай курган, и на берег перевезли женщин, чтобы они исполнили над усыпальницей громкие причитания. Когда последняя порция возлияний была вылита на землю, они подняли паруса и отплыли.
— Хороший плач как ничто другое улучшает самочувствие, —
Ветер пригнал корабли к острову Тимбрей, где царь принял их с гостеприимством, но объяснил, что остров перенаселен и на нем нет уже места для строительства нового города. Эней отправился к местной гробнице и попросил ниспослать ему предзнаменование. Земля слегка содрогнулась, и божественный голос сообщил, что остров Крит, возможно, следует посетить в первую очередь: после недавно закончившейся междуусобицы значительная часть земли на острове оказалась свободной.
И они снова пустились в плавание, и бриз, наполняя паруса, нес их туда, куда было угодно богам. Они проплывали мимо островов, возникавших, словно призраки, из черных глубин моря. Невиданные существа выходили на берег и смотрели на проплывавшие мимо корабли. Немало странных созданий глядели на них из морских глубин, проплывая под самыми днищами кораблей.
Оказалось, что на Крите разразилась чума. Однажды ночью Энею явились во сне боги-хранители домашнего очага и поведали ему, что местом, которое он ищет, должна стать Италия. После этого путники быстро собрались в путь, совершили жертвоприношения и поплыли в Италию.
— Италия! — возгласил Ахат, стараясь перекричать скрип мачты, на которой пузырился наполненный ветром парус. — Италия! Где же, скажите во имя святого Меркурия, находится эта распроклятая Италия? Я никогда не слыхал ничего °б этом месте, и вот теперь нам суждено туда плыть! Не понимаю, почему боги не могут просто появиться перед нами и сказать, куда они повелевают нам идти, вместо того чтобы гонять нас по всему этому треклятому черно-красному морю, как кучу жалких презренных щепок? — Он начал биться головой о мачту, что совершенно не повлияло на ситуацию, а лишь добавило его шлему несколько новых вмятин.
— Хоть однажды он высказал дельную мысль, — заметил Ши. — Почему бы им и вправду не сказать, чего они хотят?
— Будь все так просто, это не было бы эпическим повествованием, — ответил Чалмерс тоном, не допускавшим возражений.
Через несколько дней после отплытия с Крита они достигли какого-то острова, где стада коров и отары овец бродили без присмотра неподалеку от побережья. Запасы мяса на кораблях подходили к концу, поэтому мужчины быстро добрались до берега, изготовили луки и дротики и с радостными возгласами устремились за добычей. К наступлению темноты освежеванные туши уже поворачивались на вертелах, и все было готово для пиршества.
— Все получается слишком уж хорошо, — сказал Ши. Правдивее этих слов ничего и никогда сказано не было. Но едва лишь эти слова сорвались с его губ, как что-то отвратительное спикировало на них с потемневшего неба с визгом, подобным тому, что исторгают грешники в чистилище.
— Что это, черт возьми… — закричал насмерть перепуганный Ши, в голову которого впились чьи-то чудовищные когти.
Целая стая крылатых чудовищ устремилась на жареное мясо. Тела их были такими же, как у грифонов, а лица — женскими. Длинные раздвоенные языки с заостренными концами виднелись в их раскрытых пастях, когда они отрывали куски от зажаренных туш. Весь воздух, казалось, наполнился отвратительным запахом разложения.