Страшно упрямый
Шрифт:
– Кому ты чешешь, мошенница? Ты взяла мои деньги и смылась. Потрудись озвучить уважительную причину своего бегства, и тогда я не приму крайние меры в отношении тебя.
Крайние меры в отношении меня?
О каких мерах он говорит? Он мне угрожает? Это немыслимо просто!
– Никакая я не мошенница. Просто так сложились обстоятельства… Я могу все объяснить. Прошу вас, не заявляйте на меня в полицию…
– Глупышка-а… – бразилец ухмыльнулся как-то слишком недобро, обнажив контрастирующую с оттенком его смуглой кожи белоснежную улыбку с щербинкой между передними зубами. – Думаешь, я стал бы заявлять на тебя в полицию? Походу, ты еще не поняла, с кем связалась.
– Слушайте, м-м-молодой человек… Вчера, э-э, между нами случилось неловкое недоразумение…
Усвоив прозрачный как воздух намек на то, что действительно имела неосторожность перейти дорогу тому, к кому не стоило подходить и на пушечный выстрел, я побоялась хамить бразильцу в ответ.
Равно как и побоялась отступать назад, когда он начал приближаться ко мне.
– Это была химия, детка.
Оборвав мои потужные попытки оправдаться в том, в чем нельзя было оправдаться, бразилец подошел и встал ко мне угрожающе впритык, надменно рассматривая мою верхнюю часть тела.
– Что?! – рваный вздох вырвался из моей груди и отозвался усиленной дрожью в теле.
– То, что ты называешь недоразумением, я называю химией.
Задержавшись пытливым взором на моей груди и наблюдая, как неровно и дергано вздымается и опускается она под тканью блузы, произнес бразилец заводящим шепотом, приглушенно, с хрипотцой.
Откровенно и недвусмысленно намекая на то, что между мной и им еще вчера вспыхнула бурная страсть, и виной тому отнюдь не духи с феромонами, о которых он не знает. И что эта бурная страсть ни во мне, ни в нем особенно, так и не угасла.
Бразилец и его утверждения насчет химии заставили меня смутиться и покраснеть. Я тут же опустила глаза, чувствуя себя скромной и неуклюжей монашкой, стесняясь и страшась того, что он очень близко. Настолько близко, что слышу на своем лице его дыхание.
Сердце в груди колотилось так сумасшедше отчаянно, словно дикая птица, желавшая вырваться из клетки, куда ее поместили насильно.
Помимо попыток побороть в себе желание, которое бразилец уверенно и намеренно пробудил, я все ожидала от него чего-то из ряда вон ужасного. Что он ни с того ни с сего накинется на меня, как истинный психопат, маньяк-серийник и кто угодно еще, и причинит невыносимую боль.
Мало ли что взбредет ему в голову. Если не взбрело до сих пор.
Только бы не мучил ужасными пытками, остальное вытерплю. Ладно уж, если просто изнасилует, но хоть бы в лес не завез и не бросил полуживую, чтоб додыхала самостоятельно.
Глава 14
К моему счастью, бразилец руки не распускал, продолжая держать их в карманах кожаной куртки. Не прикасался и не бил, зато смотрел на меня так, что мне хотелось взять и удавиться.
Но было очевидно, что моя безропотная покорность так и подначивала бразильца начинать действовать. Моя покорность дразнила его, приманивала, заставляла его думать только об одном. Что он, будучи по своей природе диким и ненасытным самцом, и сам был не прочь позабыть о манерах приличия и поглотиться животными инстинктами прямо здесь, в бетонных джунглях, и на глазах у прохожих.
Нас с обжигающе горячим бразильцем не разделяло буквально ничего, если не считать условных пару миллиметров. Я чувствовала где-то на уровне инстинктов, что вот-вот доиграюсь, и он разденет меня прямо здесь, если не поборю в себе брюзжащий монашеский ступор.
– Как вам будет угодно. Недоразумение или же химия… Называйте, как хотите. Но смею вас расстроить, что мы вчера не поняли друг друга. Я не имела умысла обманывать вас, и вы не так поняли все, что я вам вчера наговорила…и сделала… У меня к вам есть предложение. Очень заманчивое.
– Н-да? И какое же? – оживился бразилец.
Его взгляд, неприкрыто сексуальный, теперь настойчиво ласкал мои губы с навязчивым желанием напасть на них молниеносным рывком, словно дикий зверь на свою добычу, и в самый неожиданный момент, который неминуемо станет для нее последним.
Я наскребла в себе частички завалявшейся где-то в пыльных закромах самоуверенности, и выпалила, всамделишно ощущая при этом, как энергия во мне практически иссякла. Я уже выдохлась, как будто день пробатрачила без перерыва. Этот бразилец из меня все соки выжал. А он ведь даже не начинал свои приставания.
– Сделаем вид, что ничего не было. Просто забудем и пойдем по домам. Вы к себе, а я к себе. Мы же с вами люди, воспитанные, цивилизованные, и вполне можем договориться. Давайте я прямо сейчас верну вам деньги, и мы разойдемся полюбовно. Мы же можем так сделать, правда?
Бразилец медленно покачал головой, отчетливо намекая, что просто так он меня не отпустит. Он отвлекся от рассматривания моих губ и переключился на глаза. Уставился на меня в упор, властно, эгоистично, по-господски подавляюще, словно я его собственность, и он волен распоряжаться мной как хочет, на полных правах хозяина.
– Полюбовно мы разойдемся лишь тогда, когда отдашь мне должок, детка. Не деньгами отдашь. Денег мне не надо. Уговор дороже денег. Так ведь в России говорят. А теперь садись в машину. – поступил от него короткий приказ с оттенком грозности, не успела и дух перевести от предыдущего потрясения.
– Зачем мне садиться в вашу машину?!
Испугавшись его устойчивого и неподкупного намерения увезти меня в неизвестном направлении, я осторожно попятилась назад.
Никому нельзя доверять в этом мире. Вообще никому с писюном!
– Прокатимся кое-куда.
Бразилец совсем не был настроен на миролюбивый лад. И не подумает отпускать меня, пока не получит то, за что заплатил.
Но раз он так настойчив и нагл, и к тому же реально опасен, то и мне нельзя блеять, как обосравшаяся овца, ведь моя жизнь сейчас зависела только от меня. Сколько было таких случаев, когда доверчивые девушки садились в машину к незнакомцам, и потом этих доверчивых девушек находили в посадках.
– Вы можете объяснить нормально? Вы говорите так, словно угрожаете мне! – косясь на бразильца с опаской, я продолжала медленно, шаг за шагом, продвигаться ко входу в бар.