Страшные гномы
Шрифт:
– Ну? Чего ты? Свободен! – слова участковой подтолкнули в спину, и Макс вышел.
Бабульки по-прежнему кудахтали, азартно жестикулируя. Рядом появилась разукрашенная дамочка. Уборщика не было.
«Наверное, на третий этаж пошел, – догадался Макс. – Вот и отлично».
Приободрившись, он миновал коридор и вышел на лестницу. Ступеньки торопливо проносились под ногами, Макс преодолел два пролета и оказался на первом этаже. Осталось свернуть за угол – и вот он, выход.
«Ну? И стоило психовать?» – с веселым укором спросил себя Макс.
Он повернул и
– Ничего-ничего! – торопливо заговорил уборщик, хватая его за руки. – Прости, это я виноват! Не следовало так торопиться!
Едва он договорил, правое запястье полыхнуло болью. Макс вскрикнул, вырвался и уставился на руку. Длинный прямой порез, на том самом месте, по которому самоубийцы чиркают бритвой, сочился кровью. Несколько капель устремились вниз, оставляя глянцевые темно-красные дорожки.
– Черт! Прости, пожалуйста! Я иногда такой неловкий! – уборщик сцапал руку Макса и стал разглядывать. – Но ничего страшного. Сейчас я вытру кровь, у меня есть платок. Не переживай, все будет в порядке!
Рука, сжимавшая запястье, задрожала. Кусая губы, уборщик нырнул в карман брюк и достал клетчатый сине-белый платок. Макс перехватил его взгляд и содрогнулся. Уборщик смотрел на порез с жадностью, будто кладоискатель, дорвавшийся до тайника.
– Нет! Не надо! – запротестовал Макс, пытаясь высвободить руку.
Но уборщик сжал ее, будто клещами.
– Сейчас все будет нормально! Я только вытру кровь! – раздельно, шепотом твердил он, прикладывая платок к порезу. – Вот и готово. Видишь, совсем не больно!
Отняв платок от запястья, уборщик поспешно спрятал его в карман – Макс лишь мельком увидел красную кляксу. Схватил швабру, ведро и бросился по коридору. Отойдя метров на пять, он обернулся, и Серову показалось, что на бледном худом лице появилась довольная улыбка.
Макс перевел изумленный взгляд на руку. Кровь маленькими каплями срывалась с запястья, и те бесшумно падали на пол. Не отрывая глаз от пореза, позабыв, что кругом полно врачей, он направился к выходу. Ноги слушались плохо, но Макс добрел до двери, толкнул плечом так, что та грохнула о стену, и вышел на крыльцо.
Холодный сырой воздух освежил голову. Макс осторожно спустился с покрытых слякотью ступенек и чуть ли не бегом рванул домой.
Никогда город не казался таким серым. Конечно, ранняя весна любит обесцвечивать. Черный от автомобильных выхлопов снег превращается в месиво. Голые деревья кажутся мертвыми. Кое-где проглядывает земля, покрытая сгнившей за зиму прошлогодней листвой. У водосточных труб холодно поблескивают осколки сосулек.
Макс вспомнил, как лет шесть назад вместе с пацанами обожал пинать водосточные трубы. Когда оттуда с барабанной дробью высыпались льдинки, братва мерзкими ломкими голосами орала: «Джек-пот!» А если кто-нибудь делал замечание, подростки разбегались. Оглядываясь, матерясь, показывая обидчику средний палец…
Серов несся вперед, совсем, как тогда. Слякоть вылетала из-под ботинок, облепляла джинсы. Прохожие казались тенями, улица с киосками, машинами и трамваями – изображением на гигантском экране.
«Еще два перекрестка – и вот он, мой двор», – задыхаясь, подумал Макс.
Грудь болела, словно легкие терли наждаком. Снова захотелось покурить, хотя последний «бычок» Макс выкинул в тринадцать лет.
Тот день живой картинкой встал перед глазами. В комнате полно народу, все приходят проститься с отцом. Тот неподвижно лежит в деревянном ящике, обитом красной тканью. А длинный подросток с прыщами на носу, щеках и лбу прячется на балконе, давясь дымом и слезами.
Светофор загорелся красным, и Макс едва успел затормозить. Правую руку он все еще держал перед собой, и кровь оставляла на слякоти маленькие темные кругляшки.
«Давай уже, а?!» – торопил Макс светофор, переступая с ноги на ногу.
Через пару минут он нырнул в облезлую, исписанную похабщиной арку, миновал два подъезда и взбежал на крыльцо. Рванул дверь, поднялся на второй этаж и ворвался в квартиру. В ботинках и куртке добежал до ванной, открыл кран и сунул руку под струю.
Порозовевший поток стекал по стенке ванны, Макс выравнивал дыхание и пытался понять, что произошло.
«Вляпался! – думал он. – Как этот псих сказал? Иногда он бывает таким неловким? Как же! Наоборот – он тот еще ловкач! Наверняка лезвие в рукаве держал, фокусник чертов! Тварь! Надо было ему прямо там зубы выбить! – Макс почувствовал, что злость стала вытеснять испуг. – Но вопрос в другом: зачем ему все это? Он сказал, что я ему еще пригожусь. Как?»
На это Макс ответить не мог. В голову лезли самые бредовые мысли.
«А если он какую-нибудь заразу в кровь занес?! – Серов вздрогнул и прислушался к себе. Вроде бы все нормально, только сердце колотится. Но это обычное дело после такой пробежки.
– Ерунда какая-то, – вполголоса сказал Макс. – Нужно просто забыть.
Он промокнул порез полотенцем, которое потом смял и бросил на корзину для грязной одежды. Прошел на кухню, открыл аптечку и взял пузырек с йодом.
«Никакой заразы этот урод не занес. Но прижечь все равно надо», – убеждал себя Макс, окуная в маленькую склянку спичку, обмотанную ваткой.
Вернувшись в ванную, он осторожно мазнул порез и оскалился, когда йод обжег запястье. Морщась, Макс обработал руку, подул на нее, глянул в большое прямоугольное зеркало над раковиной…
И снова почувствовал это.
Вскрикнув, он отшатнулся и задел стиральную машинку. Та громыхнула, пузырек упал и разбился с тихим звоном. Не замечая коричневой лужицы, Макс схватил заляпанное кровью полотенце, зажмурился и накинул на зеркало.
Несколько секунд он стоял, заглатывая воздух. Потом осторожно открыл глаза и увидел, что зеркало скрыто лишь наполовину. Руки тряслись, ноги подгибались, но Макс сделал несколько шагов и поправил полотенце. Развернувшись, он вылетел из ванной. Ворвался в зал, включил свет и грохнулся в кресло.