Страшные истории Сандайла
Шрифт:
Я обеими руками тянусь к порталу. Оттуда и правда идут какие-то звуки. Музыка, но не похожая ни на что, что мне доводилось слышать раньше. Будто ударяются друг о дружку холодные камни или трещат длинные глыбы льда…
Лодыжку простреливает острая боль. На меня набрасывается щенок Дампстер, язык меж его острых как бритва зубов похож на серебряную ложку. «Ой!» – обиженно тяну я. Не знала, что он умеет кусаться.
«Возвращайся, – говорит Бледняшка Колли, – тебе сюда еще рано».
Из-за кучи битых камней выходит мама, ее злость ощетинилась в воздухе зазубренными копьями. Она оттаскивает меня от шахтного ствола.
Она крепко держит меня за плечи и смотрит в глаза. Ее руки словно из стали.
– Ты что, не понимаешь, что могла погибнуть?
В ее глазах мелькает желтый проблеск. Похоже на сожаление. Она выглядит неуравновешенной. Будто жалеет, что я не провалилась во мрак и не оставила ее в покое. Так что все-таки опаснее, портал или моя мать?
– Отпусти! – ору я.
Но она лишь властно берет меня на руки. Я окунаюсь в тепло ее тела и чувствую жаркое дыхание на своей шее.
– Садись в чертову машину, – велит она, отпуская меня, – и в жизни больше так не делай. Это не шутки, Колли.
У нее обычное, утомленное лицо, а в голосе лишь слышится привычное напряжение.
Как же мне радостно вновь оказаться в тихом гуле машины. Хорошо даже от ремня безопасности, надежно перехватившего грудь. «Куда вы подевались? – спрашиваю я Бледняшку Колли и щенка Дампстера. – Я так испугалась».
«Там было полно других собак, – отвечает Дампстер, – и я просто пошел с ними поздороваться».
Значит, в Онести есть Бледняшки. Интересно, смогу ли я когда-нибудь их увидеть? Я немного думаю об этом, пока в окно светит закатное солнце, окрашивая небо в апельсиновый цвет. О привидениях собак первопроходцев, потом о диких призраках тех, кого бросили, уйдя из этого города.
«А мне пришлось пойти за ним, чтобы забрать, потому что еще не пришло время», – добавляет Бледняшка Колли.
Зная этот ее кичливый тон, я закатываю глаза. Опять чудит. Однажды она целую неделю провисела в шкафу, как старая блузка, постоянно твердя одно-единственное слово: «Эмболия, эмболия, эмболия». А потом просто вновь стала нормальной, таскалась со мной по утрам в школу, пряталась в рюкзаке и отпускала злобные шуточки в адрес учителей.
«Сердце мне пронзи, в глаз иглу воткни – я умру, смотри», – напевает Бледняшка Колли.
Она даже сочинила на эти слова мелодию.
«В старину так поступали, когда хотели убедиться, что ты покойник».
Сообщать ей что-то новое порой весьма забавно. Бледняшка Колли может выставлять себя жуткой всезнайкой, хотя на деле не дает мне даже дорассказать историю, что для нее вполне типично.
«Смотри-ка, – говорит она, – мы уже приехали».
Роб
От страха, который на меня нагнала Колли, в груди до сих пор гулко бьется сердце. Я только на секунду опустила в телефон глаза, и она сразу же пропала. Бесследно исчезать она по-прежнему умеет хорошо, будто куда-то ускользая из этого мира. Я нашла ее у старого шахтного ствола, надо же было такое удумать. Она тянулась к нему с таким видом, будто увидела пони и решила его погладить. Это было очень опасно, причем ровно то, что я велела ей никогда не делать. Она легко могла съехать по каменистой осыпи и провалиться вниз. Я вышла из себя и наорала на нее – до сих пор перед взором стоят ее испуганные глаза, в которых плещется какое-то знание. Под ее ногой хрустнул камешек, она малость поскользнулась и пошатнулась. Тогда я схватила ее и оттащила от тьмы. От ужаса у меня во рту все еще стоит сладковатый стальной привкус. В то же время на поверхность, как бы я ее ни давила, пробивается и другая мысль. Рано или поздно Колли снова попытается причинить Энни вред.
Что, если мне удастся сохранить только одного ребенка? Что, если придется выбирать?
– Мам… – говорит Колли.
С моих губ срывается ругательство, я выравниваю машину, которая выехала на встречку. Сосредоточься. Потом останавливаюсь.
– Приехали, – обрадованно говорит Колли.
В полумраке черным силуэтом выделяются высокие ворота с пятью прутьями.
– Давай, солнышко.
Приятно слышать, что мой голос звучит нормально. Хотя до нормы мне ой как далеко.
Закрыв ворота, Колли запрыгивает обратно в машину. Как только нас со всех сторон окружает ограда, у меня тут же улучшается настроение. Когда открытая всем ветрам пустыня остается позади, мир вокруг кажется лучше. Весь ее простор забирается в голову и порождает безумные мысли. Я уверена, что все эти мои размышления были навеяны как раз ею.
Вокруг Сандайла на многие мили идет забор из сетки-рабицы. Снаружи он выглядит как правительственный объект из телешоу. Там даже есть предупреждающие знаки «Вход воспрещен». По крайней мере, были. К этому времени большинство из них, по-видимому, проржавели и отвалились. Мы проезжаем мимо сарайчиков для хранения инструментов, старых теплиц, амбаров и генераторных будок, которыми усеяна территория. По мере приближения к центру силуэты растут в высоту – это надворные постройки и конюшни, когда-то превращенные в гостевые дома и давно никем не используемые. Сквозь длинную, темную крышу проглядывает треугольник ярко-синего сумрака. Это беседка, в которой можно устроиться в одном из больших кресел, каждое из которых вырезано из цельного куска красного дерева, и полюбоваться вздымающимися за пустыней горами. Даже в дневную жару там классно как размышлять, так и работать. Мия и Фэлкон задумывали Сандайл источником вдохновения.
Загоны для собак я снесла, но высокие столбы по их углам намертво вросли в бетон, да так, что их нельзя даже сдвинуть с места. Теперь они одинокими часовыми выделяются у дороги на фоне полумрака. Лаборатории кучкуются за стеной кактусов и милосердно сокрыты от посторонних глаз. Будь у меня возможность, я бы и их сровняла с землей, но снести дом на удивление дорого, особенно здесь. В итоге я их основательно выпотрошила, навесила на двери огромных цепей и висячих замков, позакрывала их и бросила все это дело ржаветь. Их зеленые стены теперь облупились, из-под них проглядывает красноватый саман. Время от времени я хожу их проверить. Внутрь не вхожу. Просто хочу убедиться, что там не обосновались привидения.
Собственно сандайл – солнечные часы, давшие название дому, – расположился в стороне от дороги, в крутой пирамиде из камней. Местечко сокровенное, явно не для любопытных глаз проезжающих мимо водителей.
Когда последний поворот дороги остается позади, в вечернем свете на нас вдруг надвигается дом. Вот мы и в самом его сердце.
На первый взгляд Сандайл кажется брошенным и даже разоренным – груда камней, наваленных перед безликим фасадом с неровной, разрушенной на вид крышей. Будто средневековый замок после плотного артиллерийского обстрела. Вокруг во все стороны разбегаются низкие кустарники и кактусы, чем-то напоминающие стариков, пригибаемые к земле штормами и продуваемые ветрами. Сам дом круглый, идеальный шар в два этажа высотой, выстроенный из массивных глыб пустынного камня. Превосходная защита от жары.