Страшные сказки для дочерей кимерийца
Шрифт:
Сейчас кашля не было.
Что же тогда?
А, ну да. Она наверняка опять свалилась с отцовского жеребца.
Отец запрещал, страшными карами грозил, боевой конь не игрушка и все такое. И как же после всего этого, скажите на милость всех богов, могла она не попытаться?! Вот и попыталась. Знатно так. Всеми костями о выложенную булыжником мостовую. Высота у Грома приличная, даже отец с трудом запрыгивает. Падать с такой — одно удовольствие …
Хотя, нет, подождите… это давно было. Больше года тому. Летом еще. И не так уж сильно она тогда разбилась, никто и не заметил даже! Сама же Грома в стойло отвела, словно и не было никаких попыток. Хотя и висела
Но если не падение с отцовского жеребца и не зимняя лихорадка — тогда что?
Лайне вздохнула поглубже — и ощутила зудящее жжение в натянувшейся коже на груди и плечах. Сухое такое жжение, даже сквозь усилившуюся боль вызывающее немедленное желание почесаться. И вспомнила.
Селиг.
Вернее, нет, не Селиг даже. Эцхак.
Это его придумка была, насчет ожог-травы.
Красивая такая травка. На каменных взгорьях растет, длинными плетями по земле стелется. Цветочки у нее меленькие, белые с голубым, пахнут приятно. Неприятности потом начинаются, когда семена созревают. Хотя и от бессемянной ожог-травы можно массу неудовольствия поиметь, но это только в том случае, если попытаешься сдуру ее выдернуть голой рукой.
Мало того что стебель ее невероятно жилист и прочен, так еще и усеян он мелкими шерстинками-стрекалами, за которые и получила трава свое название. Ладони неосторожного деруна будут страшно чесаться и гореть. А крохотные семена ядовитыми шерстинками сплошь усеяны. Еще на них есть шипы-крючочки, которыми семена прицепляются к первой попавшейся жертве так крепко, что не сразу и отдерешь…
Говорят, яд этот не сильно вреден. Полезен даже. При многих хворях помогает — если, конечно, сумеешь ты удержаться и не начнешь расчесывать нестерпимо зудящее место. Только вот попробуй удержись, если чешется так, что все тело покрывается мурашками величиной с голубиное яйцо, руки сами тянутся, а пальцы просто-таки судорогой сводит от непреодолимого желания дотянуться до пораженного места и чесать, чесать, чесать, раздирая в кровь и подвывая от мучительного наслаждения.
Эцхак ее даже не бил вчера — плетка-девятихвостка так и провисела дохлой безвольной змеей у него на поясе. Он просто поставил ее голыми коленками на россыпь мелких камешков — ага! Вот откуда боль в ногах, теперь понятно…
Коленками на мелкие острые камни — обычное наказание для непослушных детей. Неприятно, но не страшно. Понятно было, что этим Эцхак не ограничится. Она приготовилась как следует завопить, когда он сдернул платье у нее с плеч, и даже слегка напряглась в ожидании удара.
Но он не ударил.
Лишь осторожно сыпанул на ее обнаженные плечи какого-то порошка из маленького горшочка. После она поняла, почему был он так осторожен. И пожалела, что не пришла ей в тот миг благословенная всеми богами идея толкнуть его под коленки. Чтобы рассыпал он весь свой горшочек. Себе же на лицо и рассыпал. И вдохнул чтобы. И чтобы так и подох, выцарапывая себе глаза и пытаясь добраться до внутренностей через нестерпимо чешущееся горло…
Он не бил ее.
Она все сотворила с собой сама…
Лайне осторожно откинула голову на каменных плитах, стараясь не прикасаться подбородком к плечам. Кожа на них была содрана до мяса и за ночь превратилась в липкое тупо саднящее месиво. Если не прикасаться — то почти не больно. И чешется уже вполне терпимо, яд ожог-травы недолговечен.
Хотелось пить.
Она поискала глазами кувшин. Осторожно протянула руку. И чуть не застонала от разочарования — кувшин был пуст. Слезы стыли в углах глаз, заплакать сейчас было бы очень просто. Вдохнуть поглубже или задеть за что-либо плечом. Она старалась дышать только самой верхней частью груди и не шевелиться. Горло саднило.
Трудно быть хорошей девочкой.
Тем более, когда совсем рядом — руку протяни! — висит столько всего завлекательного. Вот оно, остро заточенное, на палаческом щите аккуратно развешано. Ее, похоже, совсем за человека не считают. Дураков надо учить… или убивать, чтобы не плодились.
Больно даже думать об этом, но кости не сломаны, а боль можно и перетерпеть. Кожа на ладонях цела, это главное, рукоять не выскользнет. Вон тот острый крюк для вырывания кишок… или вот эту прелестную ятрадавку. Спрятать в обрывках платья. Подкараулить удобный момент. И бежать. Не догонят — трудно преследовать пленницу, путаясь ногами в собственных кишках. Из одеяла выйдет отличная хаба, вон и дырка для головы есть, осталось только веревочку найти вместо пояса, а неподъемным платьем пусть подавятся, в хабе удобнее.
Спрятаться во дворце она сумеет — вовек не отыщут. А когда перестанут искать — на конюшне найдется подходящий жеребец…
Но хорошие девочки не калечат чужих слуг и не воруют коней, а она обещала… и даже не арбалет главное, хотя его и жаль. Надо было клясться богами — у богов всегда можно отмолить нарушенную клятву. Принести жертву побогаче, и делов. Но отец умный — он не заставил Лайне клясться богами, просто попросил дать слово.
Свое собственное слово.
Не у кого отмаливать.
Значит, осталось только быть хорошей девочкой и ждать. Прикинуться куклой, как учил тот старый гвардеец. Только сказку придется сменить — семь лесных великанов, приютившие принцессу-уродину и растоптавшие ее злую мачеху, Лайне помочь не смогут. Ей самой придется стать твердой. Значит, и сказка должна быть другой.
Она шевельнула неподатливым языком. Разлепила сухие губы:
— Жила-была одна принцесса. И не просто принцесса, а дочка самой королевы воительниц. И звали ее Красное Перышко…
Голос был не громче шелеста палой листвы на осеннем ветру. И таким же сухим и ломким. Надо говорить — и тогда восстановится. А голос нужен.
Хотя бы для того, чтобы спросить у служанки, какой сегодня день…
***
— Ты когда-нибудь была в Акбитании? Ну и зря, потому что на Акбитанию стоит посмотреть. И я тебе ее обязательно покажу, вот только разберемся с Шушаном — и сразу же на закат рванем! Акбитания — она почти у самой кофийской Хорайи… Нет, Хорайя — это не город. Ха! Ты бы еще спросила, а большим ли городом является Пелиштия! Или нет, Шем — это большой город, а? Ха! Хотя Хорайя поменьше Пелиштии будет. Да и Акбитания на самом-то деле городишко довольно мелкий… Да нет же, нет, вовсе я тебя не обманываю, иногда и в маленьких городишках очень даже есть на что посмотреть… А вот и есть! Там самые лучшие во всем Шеме кузнецы! Да что там в Шеме — во всем подлунном мире лучшие! Если твой доспех ковали мастера Акбитании — ты можешь смело идти в самую гущу самого кровопролитного боя, под градом стрел! И ни царапины не получишь, клянусь ловкими пальцами Бела! Если же эти мастера ковали твой меч — то чужие доспехи для тебя будут преградой не страшнее плетеного из травы коврика. Вот такие там мастера! И они не только с бронзой работают, но и со сталью, которая режет бронзу, как пастуший нож круг козьего сыра… впрочем, такой прекрасной девушке ни к чему загромождать свою очаровательную головку подобными тонкостями…