Страшные сказки для дочерей кимерийца
Шрифт:
Впрочем, и это тоже оказалось не так чтобы слишком уж неожиданно…
*
— Да, а чего не послушать-то, если дельные вещи человек говорит! Умный человек, это сразу видно, и рука тяжелая, и кинжалы опять же… А что наорал — так и правильно, дураки мы и есть, и чего сцепились, спрашивается? Того холма уже и нет давно, болото там, а мы все поделить не можем… И правильно он тебя плеткой огрел, я бы еще и добавил! К тому же свой он, от своего не так обидно, не чужак какой подозрительный, наш, антейский…
— Ну это ты
— Да что ж ты брешешь-то, бесстыжие твои глаза! Вот уже и нашего Сая в саркисяне записал, ну ни стыда и ни совести, даже слушать смешно! Да его у нас в Пелиштии каждая собака знает…
— Вот пусть те твои пелиштийские собаки и брешут, которые знают! Вот не было бы мне так лень, кликнул бы наших, аскарийских — они бы тебе мигом объяснили, чей Сай сокол и чьего придворного мага однажды в кости до исподнего раздел!
— Ты ври, да меру знай! Может, еще утверждать будешь, что это не у нашего божества он перо из задницы выдрал?!
— Вот ведь люди, все переврут, лишь бы примазаться… И не повесить вовсе., а четвертовать, и не за кости совсем, а за рубин из храмовой сокровищницы, всей Анакией ловили, да только сбежал он!
*
— А скажи-ка мне, светлый сокол, есть ли в великом Шеме хотя бы один городишко, который ты не почтил бы своим присутствием так, чтобы его жители тебя надолго запомнили?
Отсюда, с холма, готовящаяся к штурму городских стен армия казалась морем, еще не штормовым, но уже и не спокойным. Край ее волновался прибоем, короткие и быстрые человеческие волны с безопасного расстояния накатывались чуть ближе, и тут же отступали, словно самые настоящие морские, оставляя в полосе прибоя принесенный мусор. С каждой новой волной кучки этого вроде бы мусора росли, упорядочивались, постепенно превращаясь в то, чем они и должны были стать — в осадные башни, должные защитить нападавших от разместившихся на стенах лучников и позволить им самим прицельно стрелять внутрь города.
Сай смотрел на город, хмурился. ответил рассеянно, чуть пожав плечами:
— Может, и есть, Шем велик. Хотя… ставить на это я бы не рисковал.
И Конан окончательно уверился, что Закарис никогда не станет королем объединенного Шема. Да и правильно, не потянет он, хватит с него и Асгалуна.
Конан хмыкнул и тоже перевел взгляд на Шушан, пытаясь понять, что же там привлекло внимание Сая. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как неторопливо расползаются в стороны тяжелые створы городских ворот, выпуская наружу защитников, очевидно, решивших дать осаждавшим последний бой, ведь не рассчитывают же они, действительно, победить, сколько их там может быть, тех защитников? К тому же полуодетых, плохо вооруженных, с какими-то баулами и детьми…
Детьми?..
Не армия — толпа. Не защитники — беженцы.
— Если память мне не изменяет… — Сай по-прежнему смотрел на город, не обращая на все прибывающую толпу беженцев перед его распахнутыми настежь и никем не охраняемыми воротами ни малейшего внимания. — Там у них как раз должен быть королевский замок.
Сай смотрел на черный дым, густыми клубами поднимающийся над полуденной частью Шушана.
***
Глава 47
— Бойцовых длинноклювых птиц Ан-исте все боятся. Даже больше, чем самих женщин-воительниц. Ведь эти птицы могут проткнуть воина в доспехах насквозь — такие у них острые и сильные клювы. А еще они воруют детей в ближайших селениях, если вдруг какой-нибудь из воительниц захочется поиграть в «дочки-матери». Потому-то рядом с племенем женщин-воительниц никто никогда не селится.
Вот и вокруг замка Красного Перышка не было никакого другого жилья. На целых три дня пути в любую сторону. Только старая шаманка. Она поселилась в пещере за Черным лесом. Эта шаманка вообще ничего не боялась. И никого. Потому что детей у нее не было, а с Ан-исте она не церемонилась. Очень давно одна молодая и глупая воительница смеха ради натравила на шаманку свою боевую Ан-исте — и осталась без птицы. Шаманка задушила длинноклювую Ан-исте прямо в полете. Захлестнула на ее длинной шее собственное ожерелье из черепов нерожденных младенцев — и дернула как следует…
После этого у Шаманки появился посох в виде длинноклювого черепа и уважение всего племени воительниц. Те всегда превыше всего ценили чужую воинскую доблесть и умение убивать. А убивать Шаманка умела.
А еще она была бабушкой Красного Перышка. И та носила ей иногда пирожки. А бабушка учила ее. Тому, что умела...
***
Кукле все равно. Над нею кричат, суетятся. Один — чаще прочих. Неприятный. Впрочем…
Кукле все равно
Она рассказывает сказку. Иногда — кому-нибудь, все равно кому. Чаще — самой себе.
Сегодня опять пришел противный. Пусть. Кукле все равно. Или нет? У противного на поясе что-то висит. Что-то интересное. Красивое. Кукла не помнит, что это.
Или помнит?..
— Что…
— Милая?! Хвала Иштар, ты пришла в себя?! Я твой будущий муж. Я спас тебя от жутких…
— Что… это?
— Арбалет…
— Дай…
— Это не игрушка, милая.
— Знаю… Дай.
— Это оружие, оно колется! Острое, видишь? Можно себе больно сделать! Давай я тебе лучше...
— Дай!
— Милая...
— Дай!
— Ладно, ладно, только не плачь... вот, держи, только аккуратнее... Так хорошо?
— Хорошо.
— Только аккуратнее, милая, он взведен!
— Вижу.
— И эту скобу не трогай, хорошо?
— Хорошо.
— Вот и умничка!
—А полнолуние, оно… когда... будет?
— Так ведь было уже! Три дня назад… ты проболела, милая! Ты очень долго была больна после того, как я спас тебя от этих ужасных дикарей...