Страшные сказки на ночь
Шрифт:
С завтраком мы управились очень быстро.
— Сладкая жизнь — сказала Vetka, поглаживая себя по животу, когда мы покончили с едой и сыто сидели, глядя на пустые столовые приборы.
— Та да — поддакнула я, чувствуя, что последний блин встал комом где-то в горле. Ибо нельзя столько есть. Как в последний раз, честное слово.
— Я полночи читала книгу, — сменила тему напарница — знаешь какое заклинание в ней последнее?
— Откуда я могу знать? — ответила.
— Слыш, а у тебя евреев в роду не было? Отвечаешь вопросом на вопрос, блин.
— Почему не было? Были. Очень горжусь ними.
— Ладно, проехали, а то еще решишь, что я антисемитка. А это не так. Так вот, про книгу. Последнее заклинание, записанное в ней о том, как ведьме продлить жизнь и молодость, принося в жертву младенцев и питаясь их энергией.
— Ну… не удивительно, именно это ведьма и делала, но теперь мы хотя бы знаем, для чего.
— Да, но интересно не это, — Vetka сделала драматичную паузу — а другое. Это заклинание написано месяц назад, а детей воруют уже четыре месяца! Соображаешь, куда я клоню?
— Эээ… ты хочешь сказать, что бравые стражи взяли ведьму, да не ту?
— Именно! Хорошая девочка, умненькая — хвалит меня эта невыносимая командирша.
— Значит, нам надо сходить к следователю и получить разрешение на посещение узницы — размышляю вслух.
— Да! Чтобы узнать у нее, кого она подозревала.
— А если она виновна, а это просто для отвода глаз? — спрашиваю у Vetki.
— Вот для того нам и нужно наведаться к ведьме. Чтобы своими глазами и ушами проверить, виновна она или нет. Все, я пошла переодеваться. Встретимся внизу.
С этими словами Vetka пошла к себе в комнату, а я ринулась одеваться на скорую руку, зная, что ждать она не любит. И тут в самый разгар сборов, мне в глаза бросается знакомый узелок. Не поняла. Что за ерунда? Мы же вчера его оставили на крыльце богатого дома. Как зовут домового? Аркадий? Порфирий? Блин, как??? Онуфрий?
— Домовой, выйди, покажись — обратилась к узелку.
В ответ — тишина.
— Аркадий, выходи! Иннокентий? Митрофан?
— Я Окакий, хозяйка — домовой сидел на кровати и смотрел на меня с явным неудовольствием.
— С чего мне запоминать твое имя, если я тебя отдала хорошим людям?
— Они отнюдь не хорошие — категорично возразил мне мелкий приставала.
— Ерунда! Откуда знаешь? — внимательно на него смотрю.
— Я не читаю мысли, но я вижу души. Вот твоя — светлая, у напарницы — гораздо темнее, много плохого она видела, но в ней самой зла нет. У парня того, что я растворил, душа была черная, он много зла натворил, таких на добрый путь уже не направить. Он бы тебя сгубил, даже глазом не моргнув.
— Это все бездоказательные слова — перебила его.
— Да, ты можешь не верить, хозяйка. Но время рассудит и все расставит по своим местам. Я очень долго живу и много видел. Та семья, которую ты сочла хорошей, на самом деле промышляет плохими делами. В ближайшем будущем и владельцев дома, и их детей ждут тяжелые времена в наказание за их преступления. Поэтому я решил вернуться сюда. Если будет на то твоя добрая воля, хозяйка, то я бы хотел пока остаться с тобой. Пригожусь еще, причем в самое ближайшее время.
Я немного зависла от его тирады. Потом сообразила, что у меня нет времени сейчас это решать и вообще, подобную информацию нужно будет обдумать чуть позже, в более спокойной обстановке. Поэтому просто кивнула в знак согласия, уже выходя их комнаты.
Vetka в нетерпении постукивала ногтями по столу, когда я спустилась.
— Что ты там копаешься, Цветочек? Я уже постареть успела, пока тебя ждала. Пошли, пока меня радикулит не разбил — и, не дожидаясь меня, направилась на выход.
— Пошли, бабуля — ответила ей, стараясь не отставать.
Ответом на эту мою фразу был довольный смех Vetki.
К следователю попасть оказалось очень тяжело. Даже мне, со своей харизмой, пришлось попотеть, чтобы нас проводили к нему.
В кабинет мы зашли вдвоем, но я впереди, а Vetka — сзади, стараясь не отсвечивать (по ее словам). Сесть нам не предложили.
Винсент Рубэ оказался крупным и представительным мужчиной. Короткая стрижка, волосы соль с перцем, угрюмые морщины вокруг рта. Сразу видно, что шутить не привык.
— Господин следователь, доброго дня — поздоровалась я.
— Чему обязан? — угрюмо спросил господин Рубэ.
— Мы по делу Катарины Шанто, обвиненной в колдовстве — стараюсь подпустить в голосе побольше харизмы, но судя по недовольному виду следователя, получается не очень.
— Я знаю, кто такая Катарина Шанто. ВАМ она зачем?
— У нас есть основания полагать, что она не виновна — говорю аккуратно и без эмоций, наблюдая за лицом, сидящего за столом мужчины.
— Исключено. Против нее много улик, без сомнений, она виновна. Спасибо, что зашли и всего хорошего — он уставился в бумаги, делая вид, что нас нет.
— А если допустить, что мы правы, господин следователь? — его отповедь деморализует и я, если бы была одна, то, скорее всего, ушла бы, поджав хвост. Но за моей спиной стоит Vetka и по ее упрямому сопению, я понимаю, что или мы добьемся своего, или нас отсюда вынесут исключительно ногами вперед.
— Повторяю еще раз — это невозможно! — по голосу слышу, что следователь начинает терять терпение.
— Если мы правы, то вы казните невиновного человека. Но это еще полбеды. Хуже то, что настоящий виновник останется на свободе и сможет дальше делать свои черные дела. Что вы скажите жителем города, когда вас будут вести на костер из-за того, что дети продолжают пропадать? А именно так и будет, я в этом уверена.