Страшный Крокозавр и его дети
Шрифт:
Галя Крайнова равнодушно пожала плечами.
– Хорошо, только к четырем не успеем вернуться. Значит, захватим время подготовки уроков?
Петр Владимирович понял ехидство заданного вопроса. За счет уменьшения часов занятий они пойдут с удовольствием.
– Ну что же, в день экскурсий придется готовить уроки после ужина, – спокойно заметил он.
– При Варваре Ивановне после ужина – это было наше собственное свободное время. Кроме того, у нас кружки и пионерские дела, наконец, мы занимаемся чтением, – уверенно
– Ну а если по выходным?
– Никто не пойдет! – с апломбом ответила Галя Крайнова. – По выходным множество личных дел, да и в кино хочется. По выходным Варвара Ивановна никогда ничего не устраивала.
– А с мамой можно в Третьяковку? А зимой можно на лыжах? – робко спросила Галя Крышечкина и вскинула на Петра Владимировича свои огромные глаза. – У меня мама молоденькая и такая хорошая.
– Конечно, изыскатели пойдут и на лыжах, и в Третьяковку, да еще родителей прихватят. Ну а тюфяки, очевидно, будут дома, сидеть, – ответил Петр Владимирович.
– О чем вы говорите? Какие-то непонятные слова… – недоумевая, спросила Галя Крышечкина.
Галя Крайнова недоверчиво повернула к Петру Владимировичу свои близорукие, прищуренные глаза.
– Изыскатели – это те, которые все время ищут – на земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе…
И по мере того как Петр Владимирович нарочно медленно произносил своим густым басом такие обыкновенные и одновременно такие загадочные слова, вокруг него собиралось все больше ребят.
– Расскажите, расскажите, – попросила его Галя Крышечкина. – Нам Варвара Ивановна часто рассказывала ужасно интересные истории.
– Я, возможно, вам расскажу, но при одном обязательном условии – что никто, кроме вашего шестого «Б», не должен об этом знать. Есть тайны куда интереснее, нежели все ваши секреты, вместе взятые.
Ребята зашумели, забурлили.
– Ну конечно, никому не скажем! Никому! Никому!
Резкий звонок прервал их возгласы.
– Позднее все расскажу. А сейчас уроки, уроки, – говорил Петр Владимирович. Кажется, он крепко раззадорил ребят.
Один за другим они вбегали в класс, садились за парты, громко хлопали крышками, с шумом вытаскивая и раскладывая учебники и тетради.
Петр Владимирович сел за учительский стол и спросил:
– По какому предмету вы занимались, когда мы с Верой Александровной вошли и вам помешали?
– Вы помешали нам заниматься алгеброй, – с готовностью ответила Галя Крышечкина.
Все головы наклонились, установилась тишина.
Петр Владимирович взял в руки классный журнал и принялся его изучать. Ой, сколько двоек! У кого одна, у кого две, даже три. Только у одной Гали Крайневой красовались четверки и пятерки. Ай-ай-ай, как они скверно учатся! Гораздо хуже, чем он ожидал. Особенно плохи дела были у того белоголового буки – Вовы Драчева. За последние дни он успел схватить несколько двоек.
Петр Владимирович встал и подсел к Вове.
Пример был простенький – разложение многочленов, но Вова, переписав его кривыми цифрами, низко опустил свою большую беловолосую голову и неподвижно уставился в тетрадь.
Задав мальчику два-три вопроса, Петр Владимирович убедился, что тот не знает даже азов.
– Слушай, давай так договоримся, – шепнул он, – каждый день будем выкраивать по полчаса, по часу или перед ужином, или сразу после ужина. И попытаемся подогнать математику. Хорошо?
Вова оживился, посмотрел на Петра Владимировича из-под густых белесых бровей и пробормотал шепотом:
– А Варвара Ивановна говорила, что из меня все равно никакого толку не получится.
– А может, получится, только надо очень здорово стараться, ну прямо как изыскатель.
– Как изыскатель? – переспросил Вова, видно, не понял. – А знаете, у меня и по-русски тоже никуда, – со вздохом признался он.
– И по-русскому будем заниматься, – согласился Петр Владимирович.
Вова только было хотел благодарно кивнуть головой, как вдруг раздалось на весь класс:
– Мяу-у!
И тотчас же словно плотина прорвалась. Хохотали все, хохотали громко, заразительно, без всякого стеснения.
«Спокойней, спокойней», – повторил Петр Владимирович самому себе.
Ребята хохотали, глядя на черноглазого худощавого мальчика, сидевшего в третьем ряду. Черноглазый сидел, чуть сморщив свои тонкие брови, и улыбался.
– Встать! Как твоя фамилия? – спросил Петр Владимирович. Стоя посреди класса, он до боли сжал кулаки.
Мальчик встал. Все притихли.
– Это не я! Это не я! – дважды отрывисто повторил мальчик.
– Нетрудно догадаться кто, – тихо заметил Петр Владимирович, – Когда я был школьником, случалось, мы такое выкидывали… Но сознаваться не боялись. Кстати, трусость – это один из отличительных признаков тюфяков, – ни к кому не обращаясь, словно поверх ребячьих голов, добавил он. – Вот что, давай-ка к доске! Как твоя фамилия?
Мальчик весь съежился, но продолжал стоять за партой. Класс выжидающе молчал.
Петр Владимирович понимал, что должен во что бы то ни стало заставить упрямца назвать свою фамилию и выйти к доске.
Неожиданно вскочил Вова Драчев.
– Его зовут Ключарев Миша.
Весь класс негодующе зашумел.
Петр Владимирович быстро обернулся к Вове.
– Драчев, неужели ты думаешь, что без твоей помощи я не узнал бы его фамилии?
Вова надул губы и сел на свое место.
Петр Владимирович снова обернулся к Мише.
– Ключарев, к доске без разговоров, – сказал он.
За этими словами сорванец почувствовал непреклонную волю воспитателя; он словно с усилием встал, вобрал голову в плечи и заковылял к доске.