Страшный суд над богом и дьяволом
Шрифт:
40 год от рождества Александра Призонова
(2013 год по старому летоисчислению)
– Чуть что – эти либеральные господа брезгуют всем и вся, боясь испачкаться, – вещал с телеэкрана некто в очках, щетине и грязной футболке. – Возьмем пример. Заблудились в лесу сторонник идеологии либеральной и сторонник идеологии нашей. Что делает наш человек? Он убивает зверей, строит палатку, обживается, выживает и выходит из темного леса на волю! А либерал? Ах, ему противно проливать кровь! Он не хочет пачкать руки грязью, строя палатку! Да он же умрет, как и вся либеральная…
Седой,
– Ну и что, что эта корпорация досталась в наследство? Если ум достается в наследство, им же не попрекают!
Щелк.
– Какой еще культ личности? Это же сколько дерьма надо иметь в башке, чтобы назвать искренние фильмы и превосходные памятники началом культа! Вы что говном харкаете? Хотите сказать, что мы возвращаемся в кровь, в грязь, в хаос, в фашистский режим Лилипутина? – зашелся в очередной патриотической истерике Михаил Блевонтьев.
– Не путайте культ с режимом, – робко произнес его оппонент, очень умеренный псевдооппозиционер.
– Что вас не устраивает в режиме? Вы как к Призонову сами относитесь? – перебил оппонентов Владимир Соловушкин.
– С большим уважением.
– Вот видите. И я тоже. И поэтому…
Щелк. Экран погас.
– Звери и темный лес, ум в наследство, искренние фильмы, – задумчиво сказал человек. – Иногда я думаю, что недооцениваю свой народ. Но тут же понимаю, что переоцениваю.
– Антихрист, зачем тебе все это? – из темноты выплыла прекрасная брюнетка.
– Миссия, – коротко сказал человек, моментально преобразившись. Волосы вновь стали иссиня-черными, тело порозовело, глаза приобрели нормальный цвет.
– Я спросила, зачем это тебе.
– Я понимаю. Между толпой из десяти голов и толпой из десяти миллионов тел есть только одна разница – в количестве. Но эта разница обеспечивает силу и безопасность. Мою, разумеется. В этом и состоит моя миссия. Парадоксально, но миссия папы – практически в том же.
– Лучше смотреть на них, как на смешной зоопарк, а не на страшных упырей, – женщина обняла мужчину.
– Дрессировка и угол зрения, – впился в ее губы мужчина. – Одно без другого бессмысленно.
– Кстати, о дрессировке, – брюнетка поцеловала шею мужчины. – Сегодня ваша филиппика, Император…
– Холуи уже ждут? – недовольно спросил Император.
– У ворот.
– Махаллат! – строго сказал Александр Призонов.
– И что? Подождут.
– Они – хоть вечность. Но я не хочу ждать. Всего.
Он вновь страстно поцеловал брюнетку.
– Седеешь, – сказала она, погладив его по голове.
– Волосы старше возраста, а лицо моложе. Хуже, когда наоборот.
– Особенно если паспорт старше тебя на пять лет, – усмехнулась Махаллат. – Тебе пора!
– До встречи, сестренка, – подмигнул Призонов.
Улицу высекал ливень. Члены правительства Русской империи, открыв зонты и рты, преданно ожидали Императора.
Новое прогрессивное правительство, уже в который раз ведущее мир к светлому будущему, почти целиком состояло из коррумпированных членов антинародного лилипутинского правительства. Аналитики и геополитики говорили, что это очень тонкий политический ход. Журналисты и публицисты усмотрели в этом многоходовую стратегию. Никому не пришло в голову, что Призонов принял это историческое решение спонтанно, как, впрочем, и все другие. Просматривая досье на членов правительства, он подумал, что таких сволочей еще поискать надо. А зачем искать, когда они уже нашлись?
Впрочем, кое-какие кадровые перестановки Александр Призонов произвел. Владислава Гиенова он назначил Глебом Падловским, а Падловского – Гиеновым. Премьера Зубатова он отправил на давно заслуженную пенсию. Новым премьером был назначен Иван Денисович Гонялов – бывший министр внутренних дел, бывший министр обороны, и, по слухам, распространяемым им же, бывший уголовник. Также Призонов вышвырнул в отставку и забвение Смердюкова и Лаврикова. На их места Александр Призонов назначил весьма интересных господ. Новым министром обороны стал Алексей Андреевич Угрюм-Бурчеев – узколобый мужчина с неподвижным лицом. Биография его была весьма туманна, но, как человек, представленный лично Александром Призоновым, он сразу же вызвал у россиян глубочайшее уважение. Министром иностранных дел был назначен Дементий Варламович Брудастый, суровый человек с родимым пятном в полщеки. Своим красноречием и верностью демократическим идеалам он моментально наполнил любовью сердца сограждан.
Александр Призонов сделал ручкой. Избранники народа вытянулись в струну. Император щелкнул пальцами, и тучи рассеялись. Дождь затих, и грязные зонты осветило яркое солнце. Правительство выразило свое восхищение, синхронно щелкнуло каблуками и распахнуло перед Александром дверцы персональных автомобилей – каждый член правительства на всякий случай предложил Призонову свое авто. Александр прошел мимо и сел в собственную машину. Перед тем, как сесть, он поманил пальцем Пастухова. Директор ФСБ рысью поскакал на зов и сел перед Призоновым на задние лапки и сиденье его «линкольна». Лимузин Императора тронулся, за ним гуськом потянулись остальные. Естественно, соблюдая строгую очередность. Сзади императорского «линкольна» пристроились еще трое идентичных автомобилей – один на случай покушения, второй на случай поломки, а третий на всякий случай.
– Прекрасный день! – восхитился Пастухов.
– Я старался, – кивнул Призонов.
– Между прочим, сегодня пять лет со дня смерти, – многозначительно сказал Николай Платонович.
– Бедный Вовик! Остался от господина Лилипутина лишь холмик за оградой кладбища, – улыбнулся Александр. – На похороны даже жена с дочками побоялись прийти! Только его собака каким-то образом добралась. Повыла, помочилась и убежала. Животное, что с него взять. Ни страха, ни разума, одна привязанность.
– Вы откуда знаете? – удивился Пастухов.
– Ты думал, только твои люди догадаются скрытую камеру поставить? – хохотнул Император.
– Я вообще-то имел в виду годовщину не этой смерти, – с какими-то новыми нотками сказал Пастухов.
– Коля, – Призонов внимательно взглянул на директора ФСБ. – Ты очень хороший исполнитель. Не стоит претендовать на роль душеприказчика моей бывшей и прошлой семьи.
– Вас понял, – понурился Николай Платонович.
– Кстати, почему моего отца убивало целых двадцать человек? Да еще с такими мерзкими рожами!