Страшный суд над богом и дьяволом
Шрифт:
– Блянах, – гаркнуло первое. – Ели!
– Хулинах, – пролаяло второе. – Мало!
Морда первого существа приобрела сосредоточенное выражение. Его лапа указала вдаль.
– Соул! – рявкнуло оно.
– Блянах, свой? – подтявкнуло второе.
– Ебмать, не наш! – рыкнуло первое.
– Хулинах, чей? – гавкнуло второе.
– Не авторитет, блянах.
– Ебмать, мочим!
На горизонте появилось похожее на них существо, держащее в лапах свою крошечную копию. Маленькое существо мирно посапывало.
– Соул! –
Существо с младенцем на руках вздрогнуло и пустилось наутек. Существо в черной шкуре кинулось на него. Рыжеватое существо бросилось на помощь другу. Минуту спустя эта пара с аппетитом сжирала мясо побежденного.
– Соул, ебмать! – насытившись, сказало существо в черной шкуре и указало на крохотное существо. Младенец открыл глаза и жалобно пискнул.
– Закуска? – спросило существо в козлиной шкуре.
– Хулинах, выпить и баба! – ответило второе существо.
– Заклад?
– Нахер, сейчас! Сразу!
– Блянах, ели!
– Хулинах, мало!
– Окей, ебмать…
Существа взяли младенца за шкирку и вдвоем понесли. Общая цель так объединила их, что одно предложило другому кусок мяса. Существо в козлиной шкуре с благодарностью его приняло, съело, и, достав из-под шкуры глиняную флягу, угостило своего товарища.
– Бартер, – рыгнуло первое.
– Дружба! – икнуло второе. – Песок кайф, а?
– Родина, блянах, – пустило слезу первое.
На горизонте показалось множество ям, заполненных лавой. Существа, похожие на двуногих быков с козлиными рогами, равнодушно окунали в лаву обнаженных людей. Заунывный вой иногда разбавлялся пронзительным визжанием.
Гориллоподобное существо в черной шкуре с поклоном поднесло младенца к группе быкообразных существ, стоящих с вилами наперевес.
– Господин инкуб, соул! – рыкнуло существо в черной шкуре.
– Он мертв или жив? – прищурившись, спросил один из инкубов.
– Какая разница? – хохотнул другой инкуб. Он деловито оглядел младенца и ткнул его вилами. Не обращая внимания на вопли малыша, он достал откуда-то лист пергамента и смочил его кровью младенца.
– Сам! – вдруг рявкнул инкуб и заглянул в глазки крошечному существу. – Сам, обезьяна!
Младенец притих, мазнул палец в собственной крови и доверчиво коснулся пальцем пергамента. Как только ребенок совершил необходимое действие, инкуб брезгливо его отшвырнул. Тем же жестом он швырнул гориллообразному существу пару глиняных фляг.
– Бабу! – попросило существо в черной шкуре. Рыжеватое существо его поддержало.
– Час! – строго сказал инкуб и выволок красивую молодую женщину из ямы с лавой. Ожоги на ее теле волшебным образом затянулись. Красавица открыла глаза и отчаянно завопила. Подобия горилл обступили ее.
– За что? – она всхлипнула, слезы лились из ее глаз. – Я простая девушка, я жила, как
– Именно за это, – усмехнулся инкуб. – За свою простоту ответят все! Особенно те, кто притворялся простым, будучи сложным…
– Кто это? – пролепетала женщина, с ужасом косясь на пристраивающихся к ней существ.
– Ваши очень простые потомки, – оскалился инкуб и повернулся к материализовавшемуся Роману Монтекову.
– Права не имеете! – орала женщина. – Я член партии с восьмого года!
– Ладно, два часа, – разрешил инкуб потомкам члена партии. Существо в козлиной шкуре поклонилось и поцеловало инкубу копыто.
– Это прошлое или будущее? – с интересом спросил Монтеков.
– Это вечность, – сказал инкуб и окунул Романа в яму с лавой. Роман молчал, корежась от боли.
– Дело не в том, когда преисподняя – в прошлом, в будущем или в вечности. Отсеките мелочи. Преисподняя в пространстве и она не иллюзорна, – подтвердил Жак Ренар, появившись рядом с инкубом.
– Я… не вас… хотел… видеть… – простонал Роман.
– Какое значение имеет оболочка? – Ренар недовольно щелкнул пальцами и принял свой истинный облик. – Зачем я вам понадобился? Вы ведь знали, что ваш отказ приведет ко мне.
Женщина заорала под парой существ.
– Не… кричите… игнорируйте… тогда… не так… больно, – процедил Роман.
– Кого вы учите, Монтеков? – улыбнулся Асмодей.
– Мучителей… выживанию… милосердие, – прохрипел Роман. – Неестественное… вымученное… милосердие… противное разуму и сердцу. Но… иначе… я стану вашим…
– Милосердие – игра! – щелкнул пальцами Асмодей. – Все игра, как бы вы к ней не относились! Купюру номиналом в жизнь вкладывают и разменивают. Глупо ее жечь, не потратив. Не будьте столь убийственно серьезны, сыграйте!
– Купюры номиналом в жизнь изначально разного достоинства. Я хочу играть с вами… не со слугами, – пробормотал Монтеков.
– Ах, вот зачем вам такой страшный эпизод. Не во имя опыта, а во имя гордыни. Нет, Роман. Не заигрывайте с дьяволом, ему не до вас. Вы ему не нравитесь, не тем что недовольны им, а тем, что пытаетесь ему уподобиться. Интеллект, поступки и власть вам не помогут. Вы родились человеком, да еще продолжаете им оставаться. Итак, я даю вам три секунды. Вакуум боли или вакуум слов? Просто слов…
– Не… умею. Не… против, хотя… противно. Но… не умею.
– Будьте собой. Но сыграйте. Отгородится нечем, убежать некуда.
– На «зеро», – скривился Роман.
– Нет, на черное. Оно точно выиграет. Я – ваша гарантия.
– И на «зеро»…
– Мудруете, Монтеков. Правильно делаете. Можете заодно и на красное. Главное, не забудьте поставить на черное.
– На черное! – взвыл Роман.
Существо в черной шкуре взревело. Женщина вновь завизжала. Рыжеватое существо впилось ей в горло.