Страшный суд над богом и дьяволом
Шрифт:
***
– Роман Олегович, – бархатным голосом спросил высокий мужчина с элегантной бородкой. – Вы же не думаете, что это кому-либо нужно?
– Я создавал свое изобретение не для того, чтобы оно кому-нибудь понадобилось, – ответил Монтеков.
– Поясните, – глаза мужчины были понимающими и ироничными одновременно. – Все ведь живут, чтобы кому-то понадобиться! Продать себя, купить нору, понадобиться одним, чтобы защититься от других, проявить себя, получить аплодисменты,
– Я не все, – заявил Роман. – И мне не нужны их аплодисменты для доказательства этого. Я сделал все, чтобы стать для них никем. Для меня лучшая награда – их равнодушие. Если они начнут мне аплодировать, я буду презирать их еще больше. А заодно и себя.
– Тогда зачем это? – мужчина кивнул на схему. – Пили бы коньяк, купались бы в согревающем море, заигрывали бы с девичьими телами, созерцали бы творения мертвых талантов…
– Я нахожу это не менее интересным времяпровождением, – улыбнулся Монтеков. – А может быть, и более. Этого еще никто не изобретал, а коньяк с девушками в море до меня уже распробовали все, кому не лень. Если бы сейчас кто-нибудь написал новых «Мертвых душ», или создал бы новую «Мону Лизу», этого бы никто не заметил. Но это не означает, что ничего не нужно создавать. Я творю не для вечности, не для людей, а для своей души.
– Никто и не спорит, – развел руками мужчина. – Однако, мне непонятен выбор, обреченный на забвение. Ведь проходимая червоточина – это модная тема для исследований в области путешествий во времени, а не в пространстве. Исследования в области временеподобных кривых получают гранты и у нас, и на Западе. А ваша идея использовать уплотнения черных дыр антигравитационной субстанцией, да еще с искусственным программированием плотности и атмосферы, во имя путешествия сквозь пространство… Практически это, возможно, осуществимо, но зачем создавать мертворожденный шедевр вместо живого шаблона? Пустоцветство!
– Потому, что мое творение должно быть мною. Не моей деградировавшей в угоду времени копией, а мною, без малейших отличий. Я прекрасно знаю свою планету, и мне неинтересно ее прошлое и будущее. Что же касается получения грантов – это вопрос удачи. Если я не получу их за уже кастрированную идею, это будет вдвойне обидно.
– Это звучит неестественно. Втайне от себя вы надеетесь.
– Естественность была бы более искусственной для меня. Как и наша планета.
– Но ведь планета, на которую вы хотите убежать, тоже искусственная…
– Я надеюсь, что она другая. Искренне надеюсь.
– Не напрасно?
– И что? Я не фанатик себя самого и своего творения. Я живу, как на экскурсии.
– Конца экскурсии не боитесь?
– Он может оказаться интереснее самой экскурсии.
– И все же, убежать от времени вы хотите…
– Нет, мне не нужно бежать от времени. Я сделал все, чтобы быть вне его. Но пространство меня не устраивает.
– В этом мы с вами похожи. Но только в этом. Вы подали мне прекрасную идею использования вашего изобретения. Я использую вас и вашу машинку по назначению.
– Мне не нужно, чтобы вы меня использовали. Я хочу, чтобы вы мне помогли.
– Я не хочу вам помогать.
– Я не позволю.
– Уже поздно. Вас заметили, вас поняли. Но наши цели не совпадают.
Мужчина взял схему и положил к себе в стол.
– За вами пришлют, – кивнул он.
– Немедленно отдайте, – засверкал глазами Монтеков. – Вы меня не украдете! Тем более, у меня самого!
– Приоткройте кокон собственных иллюзий, – усмехнулся мужчина. – Я уже вами владею. Причем, с самого рождения.
– Кто вы?
– Одна из оболочек судьбы. Мое земное имя – Асмодей Адамович Адов. Для вас – просто Асмодей Адамович.
– Дешевый эффект. И что вы, Князь инкубата, делаете в патентном бюро?
– Не воспринимайте всерьез пространство. Ведь быть вне времени у вас получается, к чему полумеры?
– Но мы ведь где-то?
– Вы и я – лишь игра вялого ума Люцифера. Да и сам он – лишь выдумка. Что же касается лично вас, вы сейчас в моем сознании.
– А вы?
– В момент времени, который сейчас поглотил вас, я фланирую по той планете, на которую вы хотите убежать. По иронии мироздания, она действительно вам подходит. Но это не спасет ни ее, ни вас.
Монтеков, почувствовав приступ неконтролируемой ненависти, схватил Асмодея за горло и стал душить, но почувствовал удушье сам. Захрипев, он отпустил руки и проснулся. Шея болела от собственных рук.
«Пить надо меньше, особенно на ночь», – с облегчением подумал Монтеков. – «И задумываться тоже».
***
Монтеков постучался в безликую дверь, и, не услышав ответа, вошел.
– Здравствуйте, – улыбнулся он.
– Вы по какому вопросу? – нахмурилась молодая девица в строгом офисном костюме.
– Я – Роман Олегович Монтеков. Я ведь с вами договаривался на десять часов?
– Я не помню, – с раздражением буркнула девушка, обдав его навечно заледенелым взглядом. – Вы по поводу междупланетного портала, что ли?
– Межпланетного, – поправил ее Монтеков.
– Мне без разницы.
– Вам-то конечно, но грамматике…
– Не умничайте, вы в солидном учреждении. Должность у вас какая?
– Старший аналитик.
– В тридцать пять лет? У меня муж в тридцать уже ведущего аналитика получил, потому что башка варит!
– У меня, в отличие от вашего супруга, не башка, а голова. Причем мыслящая, а не с недоваренной кашей.
– Ну, вы и хам! – скривилась девица, смерив цепкими глазками орлиный нос Романа. – Вы кто по национальности?
– Это имеет решающее значение? – спросил Монтеков, нарочито грассируя.
– Все с вами ясно…
– И жизнь, как жемчужную шутку Ватто, умеют обнять табакеркою …
– Что вы от меня хотите? – перебила его девушка, сделав вид, что не слышит и не видит Романа.