Страшный суд
Шрифт:
Примечание автора:Когда 7 августа 1993 года я считывал эту главу с машинки, министр безопасности России Баранников был отставлен президентом именно потому, что попытался кое-что сделать.
А еще через два месяца, 7 октября 1993 года, я вновь читал эти строки, готовя роман «Страшный суд» к сдаче в набор. То, что произошло в последние дни вообще не укладывается в рамки здравого смысла.
Абсурд и беззаконие превзошли вымышленные великим сатириком фантастические несуразности города Глупова.
Роман этот мною
Но коль взялся за гуж… Одинокий Моряк не свернет с проложенного курса.
Советники из ЦРУ делают все, чтобы мы поставили крест на любых положительных моментах российского прошлого. Кое-где им это удалось. Но, подчеркиваю, кое-где и пока.
Общий баланс далеко не в пользу заокеанских лжедоброхотов. Они безоговорочно проиграли.
В стране нарастает лавина антиамериканизма. И если раньше мы с улыбкой относились к попыткам официальной пропаганды рассказать нам о хищнической ипостаси Америки, пропускали мимо ушей пророчества Горького о Городе Желтого Дьявола, предвидения Есенина и Маяковского, которые безоговорочно осудили стяжательский характер духовного, вернее, бездуховного бытия янки,то сейчас множится неприятие всего американского,растет понимание, что Соединенные Штаты с их идеалами Pax Americana, взятой на себя ролью мирового жандарма, являются злейшим врагом России, и это прозрение поднимается снизу.
— И никакой агитпроптеперь не нужен, Станислав Семенович, чтобы понять, откуда управляют нынешним оккупационным режимом.
Я вот еще что хотел спросить, Станислав Семенович. Главари перестройки, которую Лазарь Моисеевич Каганович в книге «Так говорил Каганович», изданной вашим Товариществом, назвал «грандиозной акцией ЦРУ», но я бы определил случившееся как буржуазный контрреволюционный переворот» они, эти паханы,привнесли в нашу жизнь жуткое слово беспредел.Его нет в словарях Даля, Фасмера, Ожегова, Ушакова, но это выражение есть в словаре тюремного языка и означает крайнюю степень беззакония, пренебрежения к любым правовым и нравственным нормам.
Ваше мнение на этот счет, мнение и ученого-юриста, и писателя — исследователя человеческой души?
— В российский обиход внедрен не один воровской жаргон. Сегодня мы не только ботаем по фене,говорим на бандитском языке, но и живем по обычаям преступного мира.
Ну скажите, ради Бога, разве не предпринимаются отчаянные попытки превратить Великую Державу, российское общество в бандитскую шайку с паханом-самодуром во главе, с угождающими этому самодуру многочисленными шестерками,клички которых — совпадение или дьявольский знак?!? — начинаются на по-змеиному шипящую букву?
Про селевыепотоки беспардонной лжи, которые выливаются из электронного ящика,начисто, беспредельно лишенными совести тележурналистами, я уже говорил…
Разве это не беспредел?
Законы, принятые парламентом, указы, изданные президентом, решения Конституционного суда — не выполняются. Законопослушание, воспитанное в нас за годы Советской власти, нравственные устои, о которых заботилась какая-никакая, а идеологическая, то есть, духовная служба коммунистической партии, ныне выброшены на свалку.
Новой правовой системы, по которой обыватель чувствовал бы инстинктивное уважение к закону не создано никакой.
В области морали выдвинут хищнический лозунг: хватай, сколько унесешь! Или проглотишь…
Еще немного — и на знаменах общества будет официально начертано: человек человеку волк, а в конституции запишут уже складывающийся в реальной жизни принцип — война всех против всех.
Как говорили древние римляне: Homo Homini Lupus est!
Именно об этом я пишу сегодня роман «Страшный Суд», состоящий из двух книг: «Гитлер в нашем доме» и «Конец Света».
— Звучит многозначительно и мрачновато, Станислав Семенович.
— Пишется сие повествование, которое завершит трилогию «Вожди, пророки и Станислав Гагарин», начатую романами «Вторжение» и «Вечный Жид», весьма трудно. Почему? Сегодня утром я понял, что внутренне сопротивляюсь возможности наступления тех страшных, апокалиптических событий, которые грядут для нашего несчастного Отечества и остального мира и к описанию которых я уже приступил.
Естественно, мне совершенно ясно, что я не хочу того ужаса и хаоса, который сейчас создает мое воображение. Но я обязаннаписать сей жуткий роман, дабы предупредить земляков, к чему приведут те вовсе не безобидные игры в «рынок», «демократию», «капитализацию всей страны», в которые мы так безответственно играем.
Можно, разумеется, в пылу похмельного самодовольства сболтнуть о «смене общественного строя», но в реальной жизни даже попытка изменить общественный строй в России вызовет мировую катастрофу.
Об этой катастрофе и рассказывает мой новый роман-предупреждение «Страшный Суд».
— Будем надеяться, Станислав Семенович, что ваша книга образумит экстремистов с обеих сторон.
— Дай, как говорится, Бог…
— Мы начали беседу с оценки того девятого вала книжной швали, которая заполонила лотки и прилавки. Как литератор, какого вы мнения о зарубежном детективе?
— Местами высокого, местами не очень, а порой отношение резко отрицательное, ибо на восемьдесят процентов так называемый зарубежныйдетектив полное фуфло,которое служит определенной идеологической цели: вешать лапшу на уши западному — а теперь и российскому! — читателю. Цель западного чтива — отучить ихнего обывателя — а теперь и нас, грешных! — от серьезной литературы, вообще от способности хоть как-то просвещенно ворочать мозгами.
Ведь в подавляющей массе западный читатель есть дикарь, но самодовольный, увы, дикарь, давно забывший — вернее, никогда не знавший — о Бальзаке и Диккенсе, Герберте Уэллсе и Жюле Верне, а имена Шекспира или Виктора Гюго или какого-нибудь Эмерсона вообще ничего ему не говорят.