Страшный зверь
Шрифт:
«Турецкий, ты – ненормальный! – сказал себе Александр Борисович и тут же поправился: – Или это – они?» В любом случае, эту ситуацию следовало сперва хорошенько обдумать…
Тарас Григорьевич внимательно просмотрел материалы и выслушал аудиозапись, сказав, что сегодня же постарается выяснить по данному вопросу все, что только возможно. Ну, как отказать другу! Да еще после такого щедрого подарка!
Вот собственно и весь результат визита. А окончательное решение будет им принято, очевидно, сегодня во второй половине дня. Либо завтра утром, в это же время. Турецкий даже подивился такой оперативности. Особо генерал пообещал «провентилировать» вопрос с Таиландом. Ну, и прочими возможными
Турецкий отправился в «Глорию», чтобы срочно связаться с «ребятками» в Краснополе и попросить их так же срочно выйти на Диму Ушакова, который, несомненно, имеет в своем архиве фотографии Краева. А если не имеет, то надо их немедленно добыть, и чем больше, тем лучше, чтобы тут же передать в «Глорию». Они должны уже к вечеру поступить в агентство.
Александр Борисович, словно почувствовав на своей спине ощутимый обжигающий укол, резко обернулся и увидел взгляд Алевтины, устремленный на него с недвусмысленной целью. Так смотрит голодная кошка на жирного воробья, беззаботно клюющего «халявные» семечки. И он с легким огорчением понял, что пощады ждать не придется. Какое счастье, что все родные и близкие разбежались по «заграницам»!
Последний вывод последовал после того, как Алька с придыханием сообщила ему на ухо о том, что в своей квартире она совершенно одна, родители уехали встречать Новый год к старым друзьям аж в Воронеж, и их возвращение в ближайшие дни не ожидается. Они «отдыхают» от нее, а она – от них. Такая договоренность, что она встречает праздник с подругами, но готова немедленно и решительно изменить все свои планы, если только Сашенька… О, Господи! Якобы все только от него одного и зависит!
Он твердо пообещал ей подумать. О том, как разгрести самые срочные дела. Ну, а потом… Александр Борисович таким красноречивым взглядом уставился на девушку, что та зарделась. Но это совсем не означало, что он уже изъявил свое твердое согласие, вовсе нет… С озабоченным выражением на лице он делал вид, что усиленно размышляет над глобальными – ничуть не меньше – проблемами, в то время, как его шустрая мысль, словно мышь, металась в клетке неизбежности. И среди разных вопросов, возникавших перед его глазами, все более отчетливым становился самый простой: а хорошо ли это? Но тут же масса примеров из реальной жизни подсказала ему, что единственный выход для одинокого мужчины, которого все «бросили», это найти себе утешение в объятьях милой и нежной женщины, которая заранее, как замечено в хулиганских стихах покойного уже поэта из молодости Александра Борисовича, «была на все согласна, и даже на худой конец…».
Оставалось согласиться самому. Что Турецкий и сделал после «мучительных раздумий», но взамен потребовал обеспечить ему «бесперебойную связь» с сотрудниками «Глории», находящимися в командировке. Он имел в виду Филю и Колю. Затем должно было последовать новое посещение НЦБ Интерпола, необходимые беседы, и только потом можно рассчитывать на то, что… А, в общем:
– Пожрать-то у тебя хоть чего найдется? – С прежним сомнением спросил он, и на возмущенную гримасу Альки добавил в том же тоне: – Ну, а тяпнуть там чего-нибудь?
Женщина – не мужчина, она твердо знает, что духовно-физическое состояние желанного друга твоего «сердца и тела» необходимо поддерживать реальными, а не мифическими витаминами. У Альки же, словно специально, все заранее имелось в холодильнике, и в большом достатке. Ну, конечно, генеральская
Если бы Александр Борисович знал, насколько был не прав в своих сомнениях, ему бы и в голову не пришло «сверлить» многозначительным испытующим взглядом восхищенное лицо Алевтины Григорьевны Дудкиной, жаждущей не абстрактно-заоблачной, а вполне логичной и конкретной любви. Он должен был, не раздумывая и в полном соответствии со словами великого русского поэта, «задрав штаны, бежать за комсомолом».
Но, увы, как однажды высказал вслух и свое прозрение другой великий поэт, «нам не дано предугадать…».
Когда его решение почти созрело, зазвонил служебный телефон. Турецкий взглянул на определитель номеров и вздернул брови, узнав телефон Марии Васильевны, соседки по дому, которая с любыми сложными житейскими вопросами постоянно обращалась к нему. Считала, что он все знает, все может и обязательно окажет помощь. Обычно, уезжая надолго, Турецкие просили ее приглядывать за квартирой, нередко даже ключи от входной двери оставляли. Интересно, что ей теперь понадобилось?
– Слушаю, теть Маша, – сказал Турецкий и сделал Але, вмиг навострившей ушки, знак молчать.
– Ой, Сашенька! – запричитала соседка. – Здесь такое! Такое! Умоляю, приезжай скорей!
– Да что случилось? – нетерпеливо перебил он, зная, что причитания – это одна из любимых форм проявления Марией Васильевной своего доброго к нему отношения.
– Не у меня, – у вас! Ой, тут такое!.. Дверь без ключей открыта! Мамай прошел! Я жду, скорей! – и она отключилась.
Перезванивать, чтобы выяснять, что случилось, было бессмысленно: тетка зациклилась на слове «такое». Надо ехать. И на подозрительный и вопросительный одновременно взгляд Али ответил:
– Очевидно, что-то серьезное дома произошло… – Он задумался, огорченно уставившись на девушку и понимая, что скорого «счастья» у нее опять не получится, рухнула ее надежда и в этот раз. А может, так оно и к лучшему? – Это соседка звонит, Ирка, наверное, попросила ее, как обычно, следить за нашей квартирой. Не понимаю… Ну, может, посидишь еще немного, а я смотаюсь и посмотрю, в чем дело? И перезвоню попозже… А тебя очень прошу проследить, чтоб «ребятки» обязательно передали сюда фотографии Краева. И вообще, что у них еще появилось на него. И пусть не отключаются в связи с возможными новыми заданиями… Нет, не понимаю, что там могло случиться? Я ведь точно закрыл дверь на два замка… И оба – с секретом. Не понимаю…
А мог бы понять, ибо его вдруг словно обожгла мысль о том, о чем он старался меньше всего думать. Вероятно, чувства его слишком уж явственно отразились на лице, потому что Алевтина спросила с тревогой:
– Сашенька, а это не может быть оттуда?.. – она качнула головой в сторону и показала пальцем. Турецкий понял, о чем она подумала, и даже восхитился:
– Молодец, Алька, у меня только что мелькнула такая мысль. Но если это произошло не у меня одного, значит, тут, в самом деле, что-то есть. И мы очень вовремя сообразили и подсуетились с прибалтийским побережьем… А ты-то как догадалась?
– Это потому что я все время о тебе думаю. И о твоем деле, – бесхитростно ответила она.
В который уже раз за последнее время в голове у Турецкого метнулась, порядком уже осточертевшая ему своей навязчивостью, фраза: «Ну, не можешь ты сделать всех своих женщин, которых любишь, с которыми спишь, или которые тебе просто нравятся, – счастливыми! Даже и не пытайся!» Но врожденное упрямство немедленно возразило: «От хорошей попытки еще никому плохо не стало!» И это была его правда.
– Я помчался, жди звонка…