Страсть к игре
Шрифт:
– Я хочу поцеловать тебя, – пробормотал Сент-Джон. – Тебя было просто необходимо прижать, поскольку ты снова вооружена, а у меня нет ни малейшего желания оказаться насаженным на шпагу, С каждой нашей встречей оружие у тебя оказывается все более впечатляющее.
– Если ты думаешь, что единственное мое оружие – это то, что я ношу на поясе, – произнесла она вкрадчивым голосом, – то глубоко заблуждаешься.
– Ну так подерись со мной, – поддразнил он ее хриплым шепотом, глядя на вспыхнувшее лицо с почти осязаемой, неподдельной агрессивностью. – Вынуди меня на что-то большее, пока ты будешь пихаться
Кристофер был полон неукротимой безжалостной решимости. Мария каждой клеточкой чувствовала его неутоленный голод и вожделение.
Он убил человека ради нее. И это явно пробудило в нем дьявола, вызвало того наружу.
Она взглянула снизу вверх на его суровое, прекрасное лицо дикаря и осознала наконец происходившее. Он сражался за нее, и она соответственно стала его трофеем. Дрожь сотрясла все ее тело, а губы пирата скривились в откровенно сексуальной улыбке.
Жар пробежал по коже Марии, проникая в кровь. Кровь, охладевшую с тех пор, как ее мать испустила последний вздох.
Неужели она настолько чокнутая, чтобы захотеть его за то, что он убил человека ради нее? Неужели общение с Уэлтоном настолько исказило ее восприятие жизни, что мужская опека и защита заводит и возбуждает ее?
Кристофер буквально накрыл ее всем телом, заставляя вдыхать густой острый аромат его тела.
– Только для личного пользования, – вновь предостерег он ее и тут же приник к ее губам жадным и глубоким поцелуем. Мария была вынуждена откинуть голову назад, не было ей никакой другой возможности сохранить равновесие, оказать сопротивление.
Кроме одной.
Она прикусила его нижнюю губу. Сент-Джон грозно зарычал, затем разразился проклятиями:
– Вот уж не думал, что мне попадется женщина, столь искушенная в играх с мужчинами, столь чертовски желанная, и вообще, должен признаться, что я никого еще так не хотел за последнее время.
– Сегодня ничего не получится, у меня не то настроение.
– Я тебе его создам.
Кристофер потерся бедрами о ее ноги, продемонстрировав впечатляющий размер своего восставшего члена. Ноющая боль в паху усилилась, становясь почти невыносимой.
– Ну же, давай, – подзадорила она его с вызовом, отлично понимая, что он не овладеет ею насильно, даже если бы это ей понравилось. Кристоферу было интересно, чтобы она капитулировала, чтобы она сама отдалась ему. Она знала это наверняка, как только могла знать женщина, обладавшая интуицией. А возможно, они мыслили с ней одинаково.
У Сент-Джона сжались челюсти. Он изменил хватку, оторвав ее руку, лежавшую у него на сердце, и воссоединив ее с сестрой, прижатой за спиной к попке, своей освободившейся рукой он сорвал шарф у нее с головы и дернул за волосы.
Мария задохнулась от внезапной боли, а он, воспользовавшись моментом, проник в ее рот с чувственной грацией, которой не было и в помине еще мгновением раньше. Он принялся вылизывать ее изнутри. Не дергаясь, а словно лаская. Ритмично. Имитируя сексуальный акт. У нее подкосились колени, она почти повисла на нем всём телом. Он заводил, возбуждал ее сильными толчками бедер, растирая затвердевшим членом мягкий низ живота, скрещение ног. Мария почувствовала между ног влагу. Все, она была готова, созрела.
Она всхлипнула, внутренне расписавшись
Мария наклонилась, упершись руками в колени, тяжело дыша. Закрыв глаза, она собиралась с силами, приходила в себя. Каждая частица ее тела излучала чувственную энергию, вибрировала и трепетала от переполнявшего ее желания, требовавшего отбросить в сторону гордость и бежать вслед за ним. Имелась масса причин, почему ее влекло к пирату, не последней из которых было и указание Уэлтона, но она также знала, что иногда отказать мужчине в желаемом, чтобы привязать к себе крепче, более эффективный способ, чем отдать ему все и сразу.
Сделав глубокий выдох, Мария вскарабкалась по шпалере и спрыгнула на балкон, стараясь производить как можно меньше шума. Она начала раздеваться, а ее мысли метались между вопросами, почему она не должна была принимать предложение Сент-Джона, и почему ей так хотелось принять его. Послышался стук в дверь, и леди Уинтер напряглась, пока не осознала, что стучали не в ту дверь, что выходила в коридор.
Мария громко позвала служанку, вошла Сара и принялась собирать разбросанные одежды. Ее нанял еще Дэйтон, и Сара оказалась просто воплощением скромности и благоразумия, одинаково умело отстирывая как пятна крови, так и винные подтеки на одежде.
– Утром мы отправимся в Дувр, – сказала Мария, мысленно уже находясь там. Хотя Сент-Джон сообщил ей немногое, она поняла послание.
Сара кивнула, она давно привыкла к внезапным отъездам. Она помогла Марии надеть пеньюар и ушла.
Мария подошла к постели и остановилась, глядя на расстеленные простыни. Она вдруг вообразила себе, как он выглядел бы сейчас, развалившись на ее постели в прекрасной наготе, легко получая любую информацию, смеясь… причем у партнерши не возникло бы ни малейшего подозрения в его коварстве.
Она вздохнула, завидуя способности Сент-Джона быстро добиваться доверия и близости. Даже если это была всего лишь физическая близость, которой она была лишена вот уже больше года. Поиски Амелии осложнялись необходимостью постоянно быть в распоряжении Уэлтона, не оставляя ей времени для удовлетворения собственных потребностей.
Уэлтон. Будь он проклят! Он требовал, чтобы Мария действовала так же, как Саймон, добилась бы близости с Сент-Джоном, выведала его секреты. Она понятия не имела, как долго пробудет в Дувре. Вряд ли дольше недели, иначе у Уэлтона возникнут подозрения. Но с человеком вроде Сент-Джона неделя разлуки может оказаться слишком долгим сроком. Он может, не задумываясь, прекрасно заняться любовными игрищами с другой женщиной, а ей лишь останется ждать, когда его внимание снова переключится на нее. И даже возможен такой расклад, она знала это на собственном опыте, что единожды утраченный интерес вряд ли возродится снова. Как бы то ни было, Марии хотелось не только разделить с ним моменты бурной страсти, но и полностью очаровать его, заставить его окончательно потерять голову. И на все про все у нее оставалось всего лишь несколько часов.