Страсть
Шрифт:
Управляющий повесил ящичек на стену. Он висит там и сегодня.
Я говорила, что в тайнике лежит нечто неслыханно ценное. Мы не всегда сознаем это, но всегда скрываем что-то от любопытных глаз и чувствуем иногда: эти любопытные глаза принадлежат нам самим.
Однажды ночью, восемь лет назад рука, заставшая меня врасплох, открыла тайник и показала мне, что я там хранила.
Мое сердце - орган надежный, как там могло оказаться мое сердце? Мое сердце верой и правдой служило мне изо дня в день, смеялось над жизнью, ничего никогда не выдавало. Но однажды я увидела привезенные с Востока куклы - они вкладывались одна
Я начала азартную игру, и ставкой оказалось мое сердце. В такую игру можно сыграть только однажды.
Или не играть в нее вовсе.
Я полюбила женщину - согласитесь, это не совсем обычно. Я знала ее всего пять месяцев. Мы провели вместе девять ночей, и с тех пор я ее ни разу не видела. Согласитесь, это не совсем обычно.
Я всегда предпочитала карты костям, поэтому что удивительного, когда я вытянула роковую карту.
Даму пик.
Ее дом был простым, но изящным, а мужа иногда вызывали осмотреть новую редкость (он торговал книгами и географическими картами); вскоре после нашей встречи он снова уехал. Девять дней и ночей мы не выходили из ее дома, ни разу не открыв дверь и не выглянув в окно.
Мы были обнажены и не стыдились этого.
И счастливы.
На девятый день я ненадолго осталась одна; до возвращения мужа ей нужно было закончить кое- какие домашние дела. В тот день окна заливал дождь, вода в каналах поднялась, и на поверхность вынесло то, что лежало на дне. Мусор, которым кормились крысы и изгнанники в своих темных лабиринтах. То было вскоре после Нового года. Она говорила, что любит меня. Я никогда не сомневалась в ее словах, ибо знала, что это правда. Когда она прикасалась ко мне, я понимала, что меня любят - со страстью, которой раньше я никогда не чувствовала. Ни в других, ни в себе.
Нынче любовь стала модной, и в этом городе моды мы знаем, как смеяться над любовью и не давать воли своему сердцу. Я считала себя цивилизованной женщиной, но оказалось, что я дикарка. При мысли о том, что я могу потерять ее, я была готова утопить ее и утопиться самой в каком-нибудь пустынном месте - все лучше, чем казаться себе чудовищем без единого друга.
Всю девятую ночь мы пили и ели, как обычно, оставшись в доме одни; слуг отпустили. Ей нравилось жарить омлеты с травами. Именно их мы и ели с острой редькой, которую она купила у разносчика. Время от времени мы умолкали, и я видела в ее глазах следующий день. Тот, когда мы расстанемся, и наша жизнь сведется к странным встречам в незнакомых кварталах. Обычно мы ходили в одно кафе, битком набитое студентами из Падуи и художниками, ищущими вдохновения. Ее там не знали. Друзья не отыскали бы ее там. Именно там мы встретились впервые и продолжали встречаться в часы, которые нам не принадлежали. За исключением того дара девяти ночей.
Я не приняла ее печали - она была слишком тяжела.
Какой смысл любить человека, рядом с которым можно проснуться лишь случайно?
Игроком руководит надежда на выигрыш и возбуждает страх проигрыша; побеждая, он верит, что удача с ним, что она улыбнется ему снова.
Если возможны девять ночей, то почему не десять?
Но идет неделя за неделей, ты ждешь десятой ночи, нового выигрыша, а время потихоньку обгладывает ту самую, неслыханно ценную вещь, которой нет замены.
Ее
Может, он купит мое сердце и подарит его ей?
Я уже ставила его на кон девять ночей. В то утро я ушла, не сказав ей, что мы больше никогда не увидимся. Просто не стала договариваться о встрече. Она не принуждала меня. Она часто говорила, что с возрастом взяла от жизни все, что могла, и большего не ждет.
И я ушла.
Когда мне хотелось вернуться к ней, я шла в Игорный дом и смотрела на какого-нибудь глупца, унижавшегося за игровым столом. Я могла бы выиграть еще одну ночь, еще немного унизиться, но после десятой были бы одиннадцатая и двенадцатая, а потом я оказалась бы в том безмолвном месте, где больно от того, чего всегда не хватает. В безмолвном месте, где голодают дети. Она любила своего мужа.
Я решила выйти замуж.
Был человек, который давно хотел меня; человек, которому я отказывала, проклинала его. Человек, которого я презирала. Богатый человек с жирными пальцами. Ему нравилось, что я одевалась мальчиком. А мне всегда нравилось одеваться мальчиком. Это нас сближало.
Он приходил в Игорный дом каждый вечер, играл по-крупному, но никогда не ставил на кон то, что было ему слишком дорого. Он не был глупцом. Он хватал меня своими ужасными руками, кончики пальцев его казались набухшими гнойниками, и спрашивал, не передумала ли я. Говорил, что мы сможем путешествовать по миру. Мы трое. Он, я и мой гульфик.
Город, в котором я родилась, постоянно меняется. Он не всегда сохраняет размеры. По ночам улицы появляются и исчезают, а в суше пробиваются новые каналы. Иногда бывает невозможно пройти из одного места в другое, потому что путь кажется бесконечным, а иногда можешь обойти свое королевство за минуту, как владения какого-нибудь карманного принца.
Мне начинало видеться, что в городе остались лишь два человека: они ощущают присутствие друг друга, но никак не могут встретиться. Выходя на улицу, я надеялась и смертельно боялась увидеть этого другого. Во всех незнакомых лицах я различала одно лицо, а в зеркале видела свое собственное.
Мир.
Конечно, мир достаточно широк, чтобы ходить по нему без опаски.
Мы поженились без всякой церемонии и тут же уехали - сначала во Францию, потом в Испанию, потом даже в Константинополь. Он крепко держал слово, и каждый месяц я пила кофе в другой стране.
В одном городе, где всегда стоит хорошая погода, жил молодой еврей, который любил пить кофе под открытым небом и наблюдать за прохожими. Он видел моряков, путешественников, женщин с лебедями в волосах и все мыслимые и немыслимые развлечения.
Однажды он увидел молодую женщину, быстро шедшую мимо; одежда так и летела за ней.
Она была красива; молодой человек знал, что красота делает людей отзывчивыми, поэтому попросил ее ненадолго остановиться и выпить с ним кофе.
– Я убегаю, - сказала она.
– От кого?
– От себя.
Но она все же согласилась посидеть с ним, потому что была одинока.
Его звали Сальвадор.
Они говорили о горных хребтах и опере. Говорили о животных с железным мехом, которые могут плавать по рекам, не поднимаясь наверх, чтобы глотнуть воздуха. О неслыханно дорогой вещи, которая есть у каждого и хранится в тайнике.