Страсти Евы
Шрифт:
– Это был он… - еле шевелит она губами.
– Кто - он?
– встревожено переспрашиваю я.
Даша с трудом стоит на ногах, ее лицо цвета неисписанного листа, взгляд пространный, но мимика выражает непреодолимое желание говорить дальше.
– Даша!
– встряхиваю я ее за плечи.
– Кто - ОН?!
– Это… - не успевает она договорить, как на горизонте появляется ее отец.
Виктора Сергеевича сопровождает немолодая ухоженная женщина, чей живой взгляд привлекает теплотой, и седовласый господин с орлиным носом и неприязненными блеклыми глазами. На одном из его костлявых изогнутых
Без всякого удовольствия Виктор Сергеевич представляет меня Гробовому Герману Львовичу (Руководителю автономной Зоны № 13 - одному из 12 основателей Корпорации), но голос его теплеет, когда он знакомит меня с миссис Вестой Краль, родной сестрой покойной жены вышеупомянутого сноба благородных кровей. В своих поздравлениях Герман Львович с показным почтением фонтанирует заученной лестью. Вразрез с его пустыми пожеланиями гостья из Чехии от всей души желает мне успехов во всех начинаниях.
Пока я вежливо обмениваюсь любезностями с влиятельными гостями, прибегает пятилетняя принцесса в пышной юбке и начинает тянуть старшую сестру в игротеку со свойственной каждому ребенку прилипчивостью. В конце концов Даша бросает меня на произвол судьбы.
Чтобы вы были в курсе, Герман Львович мне совсем не импонирует, в его обществе как-то неуютно.
– Прошу вас, наслаждайтесь праздником, - дипломатично откланиваюсь я и отправляюсь искать сестер Смирновых.
Держа путь в игротеку, я прохожу притемненный зал со скульптурным фонтаном. На меня производит сильное впечатление скульптура архангела, сошедшего с небес на Страшный Суд. Качающиеся на воде горящие свечи бросают на стены дрожащие таинственные тени от его размашистых крыльев. Стан крылатого каменного меченосца полностью загораживает рассматривающий его высокий крупный мужчина, в королевской выправке которого заложена непререкаемая властность и независимость. Захватившая мое воображение картина ожившего вершителя судеб выглядит настолько реалистично, кажется, что когда мужчина развернется, то взмахнет крыльями и с мечом в руке вознесется к небесам. Совершенно околдованная собственной фантазией, я даже улавливаю посылаемые им флюиды. Необычайным образом неуловимые частицы обволакивают меня мягким облаком и притягивают магнитом.
– Кхм… прошу прощения за мою назойливость, - аккуратно обращаюсь я к нему, подходя чуть ближе, но не настолько близко, чтобы визуально лишить его крыльев.
– Вы тут один. Вдали от всех гостей. Вам не нравится праздник? Или вас впечатлил архангел, пришедший за праведниками?
– Быть может, перед вами - архангел, несущий мучительную смерть грешникам?
– надменно растягивает слова низким тембром с хрипотцой стоящий спиной мужчина.
Его голос настолько волнителен, что у меня возникает ощущение, словно и не голос то вовсе, а властные мужские руки, умело ласкающие мое податливое тело.
– Доктор Гробовой Гавриил Германович к вашим услугам, госпожа Воронцова, - представляясь официально, разворачивается он.
«Гавриил!» - я теряю дар речи, испытывая противоречивые чувства. Прямо передо мной стоит воплощение из плоти и крови того самого незнакомца из сегодняшнего сна - идеально сложенный взрослый мужчина ростом около двух метров. У него безупречная алебастровая кожа, волевой подбородок, прямой римский нос и непослушные светло-русые волосы, концы которых ласкают острые скулы, в каскаде ниспадая на высокий ворот кипенно-белой сорочки. Одет он в шикарный черный костюм из тонкой шерсти, к нему добавлен неброский консервативный галстук в тон к сапфировым запонкам. Синева драгоценных камней меркнет перед синевой глубоких проницательных глаз мужчины,
Ночной кошмар преобразовался в реальность, поэтому для приведения себя в нормальное состояние я проделываю старый трюк - до боли вонзаю ногти в ладонь.
Сказать по правде, терпеливо ожидающий продолжения нашего разговора доктор Гробовой не похож на одержимого кровавой жаждой Зверя из сна - ему присуще благородство архангела Гавриила и поразительная внешняя схожесть с анимационным героем Данте из первородной версии любимой компьютерной игры Никиты «Devil May Cry».
– Очень рада нашему знакомству, Гавриил Германович, - отыскивается мой голос где-то в основании гортани.
– Примите мои наилучшие поздравления с совершеннолетием, госпожа Воронцова, - кидает он дежурные любезности.
– Воистину вы прекрасны и заслуживаете самого лучшего торжества.
Смущенно бормоча слова благодарности, я приветливо улыбаюсь его непроницаемому лицу и с немалым изумлением обнаруживаю на нем доселе упущенный из виду шрам - ровная длинная полоса, вернее всего, нанесенная холодным оружием, проходит симметрично скуловой кости. За новым открытием меня занимает мысль - жив ли тот камикадзе, что в здравом уме полоснул по лицу мужчину с такими габаритами и черт знает какими тараканами в голове?
– Гавриил Германович, ваши корни уходят к славянским народам с чешских земель?
– что попало говорю я от незнания, как правильно завязывают разговор со взрослым мужчиной, который оказал мне честь быть подле него в силу хорошего тона.
– Можно и так сказать, - равнодушно протягивает Гавриил Германович, поскольку его уже целиком и полностью поглотило живописное творчество Д. Ф. Уотса - мастера мистических сюжетов.
Полиптих из шести полотен художника викторианской эпохи вливается в одну композиционную линию. В сердцевине бок о бок стоят две картины, выполненные в сдержанной темной гамме: «Время, Смерть и Приговор» - прообраз триединства в человеческих обличиях, и «Аллегория Надежды» - отождествление с угнездившейся на земном шаре богиней судьбы, плетущей на веретене людские судьбы с завязанными глазами. Крестом соединены Всадники Апокалипсиса, преследующие меня с прилета в Санкт-Петербург: «Всадник на белом коне», «Всадник на рыжем коне», «Всадник на вороном коне» и «Всадник на бледном коне». Четыре ипостаси заката цивилизации в библейском Судном Дне. Символичный приход на Страшный Суд Вестников: Раздора, Войны, Голода и Мора.
Молчание затягивается, но строгий профиль Гавриила Германовича отбивает у меня желание отвлекать его от любования произведением искусства. Во всем господствующем мужском естестве этого холеного доктора чувствуется подавляющая энергетика. Я не побоялась бы даже сказать, ему подвластно подчинять себе чужую волю и завладевать чужими мыслями, раз мысль расстаться с ним пугает меня аж до ломоты в костях. Сама не зная почему, я ощущаю себя маленькой капризной девочкой, которая хочет с упрямым бешенством вцепиться в него, как в куклу, и никому не отдавать. Честно говоря, ранее настолько диких чувств у меня не возникало.
– Вы увлекаетесь живописью?
– набираюсь я храбрости.
– Живопись вдохновляет меня, - Гавриил Германович даже не соизволяет оторвать взгляд от полиптиха.
– Что до вас, моя дорогая?
– Я не большой знаток живописи и дилетант в области искусства, - скромничаю я, опуская глаза к шипящим пузырькам в бокале.
– Если судить об аллегориях Уотса, то они настолько проникновенные и страстные, что своей динамикой и точной светопередачей увлекают меня в эпицентр происходящего действа. Когда я смотрю на задумку полиптиха, то вижу вечную борьбу между светом и тьмой внутри самого человека. Выбирая тот или иной путь, мы строим свою жизнь.