Страсти Евы
Шрифт:
«Что за ересь у тебя в голове, Гробовой?» - гневаюсь я на себя, ощущая воскрешение сексуального голода. Брюки у меня в промежности уже натянулись до предела, грозятся лопнуть по швам вслед за цепями мечущегося по клетке подкожного цербера. Как специально, бегунок на молнии безжалостно врезается в уздечку моего раздувшегося тяжелого члена. Грязная похоть злит и дразнит сочным куском мяса истекающего голодной слюной исчадия ада. Простреливающие все мое тело импульсы отдаются аж в голове, прямо как какая-нибудь ноющая зубная боль.
«Разрази меня гром, рассудок близок к краю!» - до
К черту, история с Лизой Андерсен ни в коем веке не повторится. Безвинная жертва больше не захлебнется собственной кровью в кровавой мясорубке. Адская машина не пощадит никого. Слепоглухонемой комбайн дробит кости богачам и нищим. Кровавый шлейф тянется по дорогам городов и стран. Безродная кровь кровавыми слезами умывает стонущую землю. Всюду одно сплошное кровавое месиво.
Воистину такими темпами прислужники Тьмы заколотят последний гвоздь в гроб моего тонущего в крови рассудка.
В приглушенном красном свете золоченых люстр я вижу Гавриила Германовича. С величием короля на троне он восседает на черном стеганом кресле из лака у забитого яствами стола. По беспокойным глазам я определяю, что его душевное состояние близко к критической отметке. На приличном расстоянии от него пируют и просматривают биржевые сводки бородатые братья Крестовичи. Еще дальше, около подиума с пилоном, томно зовет на оргию видная кованая кровать с помятыми простынями.
Гавриил Германович прослеживает мой взгляд, и кромешная тьма его зрачков полностью затапливает синюю радужную оболочку. Вне всяких сомнений, мы сейчас думаем об одном и том же - о мистерии на кровати.
– Не бойся, Ева, без твоего согласия кормить из ложки не буду, - здоровается он фривольным комментарием и с дворянской выучкой делает пригласительный жест рукой в сторону лакированного дивана.
– Спасибо за гостеприимство, - учтиво отвечаю я за нас с Юлей.
– Но вызывающая к доске школьная форма вынуждает оставить нимфетку после уроков, - заканчивает приветствие Гавриил Германович, напряженным взором нескромно прогуливаясь по моей фигуре.
– Воистину, Ева, ты вырядилась, прям как мой любимый персонаж из документального фильма про любовь.
– Старалась специально для вас, Гавриил Германович, - скованно сглатываю я по завершении прямого репортажа с моего тела.
Ни с того ни с сего на лицо Гавриила Германовича ложится маска гнева.
– Надо бы тебя хорошенько высечь за «евротур», - срывается резкое замечание у него с языка.
– Чтобы ты знала, в стенах Клуба взыскательные клиенты удовлетворяют сексуальные прихоти. Маленьким девочкам здесь не место. Ты еще совсем ребенок, Ева. Тебе давно пора на горшок и в люльку.
– Я не трехлетний ребенок, которого надо
– Вы уже забыли, в какие «добродетельные игры» играли со мной на кухонном столе? Во время мистерии на столе вас не заботил мой возраст.
С минуту-другую в вип-комнате витает предгрозовое затишье, во время которого Гавриил Германович, не расставаясь с сумрачным настроением, опустошает рюмку водки.
– Давайте не будем портить друг другу праздник, - сознательно иду я на компромисс, пригубляя кисло-сладкий мартини.
– Я приехала в Клуб веселиться, а не ругаться.
Гавриил Германович отчего-то злится пуще прежнего и, опуская локти на колени, подается вперед вместе с леденящим сообщением:
– Заинтересовалась наемником, которого я казнил в лесу, не так ли?
От прямого попадания в десятку я теряю все ориентиры и мысленно сползаю под стол к его шикарным черным туфлям.
– Не ваше дело, - смело бросаю я, то ли от перенапряжения, то ли от безрассудства.
– Предлагаю информацию в обмен на твою компанию до конца вечера?
– Гавриил Германович несокрушим, он невозмутимо откидывается на спинку кресла, но его поза не выглядит расслабленной, скорее депрессивно напряженной.
Что изменится, если я соглашусь? Не то чтобы я не мечтаю вновь ощутить вкус его мягких губ, просто я не тешу себя надеждой, что он будет вздыхать по мне, как влюбленный Ромео по Джульетте.
– Ева, чем я тебя напугал?
– хмурится он, по-видимому, за отсутствием возможности растолковать причину, по которой я не скачу в щенячьем восторге от его заманчивого предложения.
– Отчего ты смотришь на меня взглядом забившегося под диван запуганного котенка? Тебе нечего бояться. Я просто хочу провести с тобой вечер, но удерживать силой не стану.
Под тяжелым прессом синих глаз, сулящих мне беду, я ерзаю на скользкой обивке дивана, чувствуя себя прочно скованной по рукам и ногам.
– И не надо, я хочу того же, Гавриил Германович, - сознаюсь я всем бедам вопреки.
– Гавриил, можно тебя на пару слов, - разрывает наш диалог Станислав, указывая через стекло на какую-то движущуюся мишень у сцены.
Выражение лица Гавриила Германовича резко меняется, и я догадываюсь почему. На танцполе в компании поддатого псевдогосподаря Валахии пошловато крутит бедрами Белинда, выдающая себя за графиню Батори.
– Увези ее домой, Станислав, - понукает он своего товарища.
– И остальных отправь по домам.
Не проходит и минуты, как из-за бархатных занавесей выползает «фан-клуб шлюх доктора Гробового»: обдолбанная Белинда, с ней две девицы легкого поведения и секретарша Крестовичей в наряде черлидерши. В пьяном угаре она панибратски виснет на Станиславе и дергает корпусом в ритме продолжающегося танца. Все меркнет, когда меня замечает Белинда. Ее болотные глаза покрываются тиной пузырящегося яда, из которого того гляди вылетят ядовитые стрелы-камыши.
– Гав'риил, почему бы нам не уехать вместе?
– подражая тону пустых кукол из мыльных опер, обращается она к стоящему спиной у стеклянной стены Гавриилу Германовичу.