Страсти Евы
Шрифт:
– Приставляем «1», - вступает Даша.
– Получается « 1 -> Luna». То есть любая первая рожденная женщина в 6-м роду.
– Я - F-вирус, - констатирую я неоспоримый факт, до боли заламывая руки.
– Отсюда и моя тяга к полнолунию. Теперь ясно, почему Гавриил спрашивал о полнолунии. Какая же я дура… Он уже тогда начал догадываться. Тираны Гробовые избавились от Никиты, чтобы добраться до меня.
Растирая виски, я бесцельно слоняюсь по комнате, но с течением, как мне кажется, уймы времени мою меланхолию сжирает коррозия антидепрессантов. Я принимаю реанимирующий контрастный душ и механически одеваюсь в заведомо подготовленный траурный наряд. Черное трикотажное
Адлеровским районом завладела промозглая погода с моросью. Кладбище Невинных занимает обширную часть западных окрестностей Сочи. За воротами, открывающими путь к сонму упокоенных, преисполнились печалью изваяния херувимов с грустно опущенными крыльями. Меж ребер двух гротов тянутся вверх три марша обветшалой старинной лестницы. В низинах сгрудились деревья, на вид - будто из эльфийского мира, их поросшие мхом уродливо-погнутые вьюнки оплели скульптурные памятники и мемориальные доски. Крючковатые корни торчат из-под изъеденной долбящим дождем корки снега и выглядят как зовущие на помощь руки. По проталинам витает сырой кладбищенский туман, еще более усугубляя общую атмосферу скорби. Где-то далеко мрачные небеса металлического с бензиновым отливом цвета безостановочно изрыгают нехарактерные для зимы громовые раскаты. Грозный глас природы собирает живых и мертвых почтить память усопшего.
Монотонно качающаяся под зонтами траурная процессия несет пустой гроб до фамильной усыпальницы династии Воронцовых. На площади выстроилась разобщенная титулованная знать, которая с моим появлением, точно по щелчку хлыста, замирает в молчании и поочередно расступается, образуя пронизанный лживыми соболезнованиями коридор. Их въедливые взгляды сосредотачиваются на центре Вселенной, коим для них теперь являюсь я - та, кто поневоле взяла на себя обязательства правительницы. Орден провозгласил меня 6-й Наследницей.
По мере прохождения через строй гнилого болота я окидываю взглядом бессодержательные кислые мины сквозь оборонительную вуаль. Большинство собравшихся не видят различий между почтением памяти и очередным обязательным великосветским балом-маскарадом. На заднем плане, от мала до велика, откровенно скучают сразу несколько семей правящих архонтов. С другой стороны поочередно одергивают капризничающих детей жены высокопоставленных мужей. В сторонке неприкрыто перешептываются их выряженные в меха и бриллианты любовницы. В большинстве своем представители Ордена жаждут «полакомиться мертвечиной» - предвкушают громкий запоминающийся скандал с красочным битьем рожей об асфальт.
Черноту продажных падальщиков затмевает свет друзей и коллег, приехавших проститься с честным и благородным Никитой Воронцовым. У ворот склепа друг против друга стоят знатные кланы: Гробовые и Уилсоны - оба в полном составе. Полковник Уилсон утешительно гладит по голове причитающую от горя жену, Бобби забоится о трех младших братиках. На тяжелую артиллерию тиранов Гробовых я взглянуть не осмеливаюсь. По нисходящей линии идет их вездесущая свита, замыкает которую Белинда с солнцезащитными очками на носу. На один лад со жвачным пузырем она хлопает размалеванными черной подводкой глазами и с искусственной горечью подтирает носовым платком красный от кокаина нос.
От всеобщей отравленной фальшью скорби голова у меня идет кругом, я заплетаюсь в ногах и довожу ситуацию до абсурда: мой каблук запутывается в шифоновом шлейфе, и я лечу вперед руками на мощеную брусчатку прямиком к ногам
– Осторожно!
– холоднее инея звучит его голос среди охающих и ахающих зрителей.
– Воистину сломать шею Индивиду никак нельзя, - не глядя на него, ядовито бухчу я и испытываю злую радость, когда он вздрагивает и быстро убирает руку.
– Я помогу тебе дойти, - в трудную минуту оказывается рядом со мной Бобби в отличие от больше не шелохнувшегося Гавриила.
– Спасибо, - блеклым голосом выдавливаю я из себя, каждой уязвленной клеточкой чувствуя прикованный к себе тяжелый взгляд синих глаз, но мне хватает сил побороть нависающие на ресницах слезы и не разрыдаться на людях.
Под руку с Бобби я добредаю до фамильного склепа. Родители захоронены на незащищенной кровлей территории, огибаемой полукруглой стрельчатой аркадой. Погребальные усыпальницы мамы с папой и место для гроба с церемониальной мантией Никиты держатся семьей по центру. У их ног возвышается ангел с раскрытыми крыльями, интерпретирующий вознесение душ усопших к небу с первыми лучами солнца.
Собравшаяся толпа заполняет каждый свободный пятачок брусчатки. По обычаям Ордена церемонию прощания для правящих родов проводит всеми уважаемый ректор Академии. Хачатурян, одетый в длинную белую рясу, раскрывает старую книгу в кожаном переплете для совершения древнего обряда перерождения частей души усопшего архонта в телах смертных людей. Читая заклинание, он взывает к Стражу Смерти и льет воск на усыпальницу Никиты, рисуя пентакль. Заупокойная месса закрывается минутой молчания.
В поминальной тишине за горизонт закатывается солнце, поджигая буйством красок трепыхающуюся от ветра кромку леса. В кульминации пылающего заката из-за крыльев каменного ангела миру является мерило справедливости. Солнечный свет льется золотом по лицам умолкшей публики, прочерчивая линию между ложью и праведностью. Луч проходит длинный путь и озаряет до боли знакомые светло-русые волосы. Завороженно следуя за божественной рукой светила, я сталкиваюсь с опустошенным взором Гавриила. Сознательно избегать встреч взглядов дальше не получится - он в упор глядит на меня. Вид у него, по чести сказать, неважный и изнуренный: его склеры красны от полопавшихся капилляров, под глазами лежат тени. Столь выраженная усталость идеально подходит под портрет того, кто провел омраченные трауром ночи без сна.
«Плавали - знаем, Гавриил Германович!» - со злости поджимаю я посиневшие губы, всеми силами заклиная Небеса, чтобы у него взыграла совесть в кои-то веки.
Немигающим взглядом Гавриил внимательно следит за переменой моего лица. В дальнейшем у меня складывается впечатление, что он приходит к какому-то отрезвляющему выводу, так как потрясенно запускает пятерню в волосы и в бешенстве вылетает за ограду. Его свита недоумевает, мнения разделяются: профессор Волков с братьями Крестовичами, их полуголой грудастой секретаршей и пошатывающейся от кайфа Белиндой следуют ненормальной выходке Гавриила, армия Германа Львовича остается отдуваться за психанувших.
«Тиранов Гробовых нужно лечить от психоза в одном диспансере!» - решаю я, с трудом заглушив в себе разгоревшийся огонь злости.
По меркам заупокойных месс в Ордене принято выражать соболезнования близким родственникам. Одни трагические маски заменяют другие, пока перед моим лицом не возникает одноглазый декан. По-отцовски Жуковский заключает меня в объятия, бормоча, что он дружил с моим отцом и Никита ему как сын, поэтому он сделает все от него зависящее для восстановления правосудия.