Страсти по Феофану
Шрифт:
Сын Николы воскликнул:
— Верное решение! Мы с тобой — оба «Софианы»!
Гробовщик только отмахнулся:
— Будет, будет, ступай. Я желаю побыть один. Чтобы в тишине поразмыслить как следует.
А столяр, узнав о благоприятном исходе миссии, был от счастья на седьмом небе. И другие обитатели дома стали после этой истории относиться к подростку очень уважительно. Ведь никто не знал, сколько горя, слёз и волнений принесёт в их жизнь предстоящая женитьба Фоки!..
4.
Между тем город приходил в себя после эпидемии. Улицы и храмы наполнялись народом.
Наконец, заработал ипподром, на открытие которого прибыл из своей дальней вотчины император Иоанн VI Кантакузин...
Тут необходимо дать пояснение. Византия с 1341 года (то есть к моменту описываемых событий более 7 лет) находилась в состоянии то затухавшей, то разгоравшейся гражданской войны.
Прежний император — Андроник III Палеолог умер в июле 1341 года и завещал престол своему малолетнему сыну — Иоанну V Палеологу. А фактически, до совершеннолетия мальчика, правили страной вдовствующая императрица Анна Савойская и влиятельный магнат (мы бы теперь сказали — «олигарх»), видный аристократ царской крови, выдающийся военачальник Иоанн Кантакузин. Но последний опрометчиво поссорился с командующим флотом и по ходу борьбы вынужден был бежать из столицы. В собственном имении он провозгласил себя новым императором — Иоанном VI. Вспыхнула бессмысленная война двух кланов. В государстве начались неразбериха и хаос.
Первое время Анне Савойской и её царственному сыну удавалось масштабно теснить противника, даже вынудить его скрыться в Сербии. Но на выручку самозванцу неожиданно пришёл турецкий эмир (турки давно стремились утвердиться на берегах Босфора и раскачивали византийскую лодку, как могли). А Кантакузин в погоне за властью не считался ни с чем — даже выдал за эмира собственную дочь, и она попала к тому в гарем. При поддержке турок узурпатор захватил практически всю страну и в конце концов осадил Константинополь. В городе начался голод. Анна Савойская, чтобы раздобыть денег, заложила у венецианских банкиров драгоценные камни из императорской диадемы... Это не помогло. Тайные сторонники Кантакузина отворили ему ворота столицы. Самозванец въехал как триумфатор, а его гвардейцы подавляли последние очаги сопротивления в городе. Только Анна, забаррикадировавшись в царском дворце, не хотела сдаваться. После трудных переговоров было решено: Иоанн V женится на второй дочери Иоанна VI, и отец с зятем объявляются соправителями (вплоть до двадцатипятилетия законного императора).
Разразившуюся чуму оба пережили кто где: Палеолог с матерью — у себя в резиденции на полуострове Галлиполи, Кантакузин — во Фракии...
Он вернулся в столицу злой и простуженный. В пятьдесят четыре своих года Иоанн VI выглядел неплохо: крепко сбитый, энергичный, решительный, и почти что без седины в тёмных волосах. Но когда ему нездоровилось, совершенно менялся, становился раздражительным, вздорным и нетерпимым. В гневе мог ударить слугу в лицо. Словом, делегация итальянцев, представителей генуэзского города-крепости Галаты, испросила аудиенции не совсем вовремя: соправитель империи находился явно не в духе.
Генуя (так же, как Венеция) представляла собой типичную в то время средневековую республику. Ею управлял выборный Совет под руководством избираемого пожизненно дожа. Дож своей властью назначал консулов — глав заморских территорий. Консулом Галаты утвердили крупного банкира Франческо Гаттилузи. Он и выступал от имени своих соплеменников.
Иоанн VI сидел на золотом троне, облачённый в красную мантию василевса и красные сапоги. Сбоку от трона висел штандарт с династическим гербом династии Кантакузинов — мандариновое дерево и два льва, упиравшиеся в его ствол передними лапами. Бледное лицо узурпатора и круги под глазами говорили о плохом самочувствии.
Итальянцы же, напротив, были оживлены и самодовольны. Все одеты по новой европейской моде — в укороченные бархатные камзолы, башмаки с пряжками и чулки, плоские шляпы на головах. Бороды короткие, а иные и вовсе с одними усами. Словно два мира встретились: уходящий, патриархальный, консервативный, неповоротливый — и весёлый, молодой, предприимчивый, за которым будущее.
Гаттилузи, расшаркавшись и произнеся обязательные в таких случаях величальные слова, сразу приступил к делу:
— Ваше Императорское Величество! Мы пришли предложить вам выгодную сделку. Императорский дом, как нам стало известно, сильно поиздержался. Ну, а наша Галата нуждается в расширении своей территории и серьёзном укреплении бастионов. К сожалению, Андроник III Палеолог — Царство ему Небесное! — запретил нам строить новые крепостные стены и велел уничтожить старые. Это несправедливо. Посему наше предложение: мы хотим занять всю возвышенность нашего берега Золотого Рога и затем застроить. А в обмен за такое право выплатим казне миллион иперпиронов.
Самодержец не любил итальянцев по нескольким причинам. Первая — за то, что они латиняне, католики, хоть и христиане, но, с его точки зрения, вероотступники. А Кантакузин был ярым православным и приверженцем самого догматичного течения в православии — исихазма. Во-вторых, он знал, что Галата симпатизирует не ему, а Палеологу — малолетнему Иоанну V, даже вела с ним переговоры об унии церквей — объединении православных и католиков. Кто ж такое стерпит! В-третьих, ему не нравился независимый образ жизни и мыслей генуэзцев — не монархия, а республика, интерес к античности (то бишь — язычеству!), вольность нравов и любовь к карнавалам (словом, всё то, что теперь мы привычно называем «духом Возрождения»). Ортодокс Иоанн VI воспринять этого не мог. И к тому ж — простуда, ломота в суставах и отвратное настроение...
Он ответил мрачно:
— Нет, сему не быть.
Удивлённый Франческо воскликнул:
— Миллиона мало? Назовите сумму!
— Деньги ни при чём. Мы не продаём наших принципов.
Гаттилузи опешил:
— Ваших принципов? Несколько пядей заброшенных пустырей — ваши принципы?
— Это не просто пустыри, это часть моего Отечества... А вмешательство Генуи и Венеции в наши внутренние дела сделалось слишком велико. Расширять его не позволю. Итальянцы влияют на греков дурно. Сеют беспорядки в умах. Я читал сочинение этого вашего... как его?.. Данте Алигьери. Еретик, безбожник...
— Данте — величайший поэт моего народа, — заявил генуэзец с вызовом.
— Ну, вот видите. Мы ни в чём не сходимся. И покойный Андроник III Палеолог был, конечно, прав, не желая усиливать Галату. Мы вас не прогоняем — развивайте свою торговлю, привозите нам новые товары, ради Бога. Но не более. И в политику нос не суйте.
Итальянец огорчённо спросил:
— Это окончательное решение Вашего Величества?
— Безусловно. Я своих решений никогда не меняю.
— Очень жаль, — консул сдержанно поклонился. — Но позволю себе заметить, что и мы от своих намерений не отказываемся обычно. Не желаете по-хорошему, за приличный куш, — будем воевать.