Страсти по Филонову: Сокровища, спасённые для России
Шрифт:
Редакции "Огонька" пришлось это письмо опубликовать [34] . А автору материала, который потом пытался пробить в разных изданиях правдивую информацию о Хаммерах, члены "святого семейства" грозили исками и судом, что отпугивало издателей. Вопрос был снят лишь после выхода в США в 1995 году упомянутой книги Э. Эпстайна, где благодаря материалам из архивов ФБР давний друг Советского Союза предстал во всей красе. Но в советские времена даже плохо говорить о "товарище Хаммере" было запрещено. Для советского руководства Арманд Хаммер был священной коровой, задевать которую никак нельзя. Что хорошо для Хаммера, то хорошо для СССР!
34
См.: Огонек. 1989. № 19. С. 18–19.
И
Арманд Хаммер, разумеется, подарок принял. Ведь это был ответный жест советских друзей — годом ранее Хаммер подарил ленинградскому Эрмитажу "Портрет актрисы Антонии Сарате" кисти Гойи, в чем некоторые специалисты сомневаются. И вот за эту сомнительную работу Гойи советское руководство решило отблагодарить Хаммера одной из лучших композиций Малевича. Решение о дарении картины возникло загодя. Но перед чиновниками Минкультуры встал вопрос: где ее взять? Поначалу решили — в Русском музее, где собрана великолепная коллекция работ классика русского авангарда. И в ГРМ последовал звонок из Управления изобразительным искусством и охраны памятников Министерства культуры СССР с требованием прислать в Москву картину Малевича. Но директор музея В. А. Пушкарёв, которому московские друзья уже кое-что сообщили, категорически отказал. "Тогда будет приказ!" — сказало Управление. "Приказ будет выполнять другой директор!" — отрезал Пушкарёв.
Приказа не последовало. И тут же нашлась замена: более сговорчивое руководство Третьяковской галереи выделило для означенной цели "Супрематическую архитектонику" Малевича, написанную в 1914 году (инв. № 11968), оставив у себя лишь рентгенограмму картины и один негатив. Приказ о проведении акции подписал заместитель министра культуры СССР В. И. Попов. Пушкарёва тогда могли снять с работы. Спасло его то, что через месяц после отъезда товарища Хаммера журнал "Америка" напечатал статью, в которой говорилось о том, что американский бизнесмен "снова обманул Политбюро". Получив полотно Малевича, Хаммер продал его в частную коллекцию в ФРГ за 4 миллиона долларов. Советской партийной верхушке эта история не понравилась, и о ней предпочли забыть. Но Пушкарёву его строптивости не забыли. Шутка ли, он осмелился щелкнуть по носу самого товарища Хаммера!
А тут, как назло, еще один случай. В 1975 году у частного лица в Англии обнаружились некие важные для советского руководства архивные ленинские документы. Срочно потребовалась валюта или ее эквивалент. В Ленинград позвонил начальник упомянутого Управления Минкультуры А. Г. Халтурин и заявил, что Министерству культуры СССР "для сравнения и атрибуционных изысканий" необходимы две лучшие картины Казимира Малевича. Картины нужно было посылать. Но Пушкарёв, заподозрив неладное, отправил в Москву две не лучшие работы художника. Более того, он изъял из инвентарной картотеки музея карточки на две действительно лучшие картины Малевича, а сами картины поместил в неприметную комнату, повесив на двери амбарный замок и табличку "Ход на чердак".
В Москве заметили подмену, и в ГРМ была направлена грозная комиссия из трех человек с наказом: найти картины Малевича. Члены комиссии трудились рьяно, обшарив все фонды и кладовые музея, но на "амбарную" дверь внимания не обратили и нужных картин, естественно, не нашли. Комиссия покидала Русский музей озадаченной, но ее председатель, прощаясь с директором, многозначительно улыбнулась.
Замену опять пришлось искать в Третьяковской галерее. Оттуда в Англию ушла картина Малевича "Динамический супрематизм", 1916 года (инв. № 11967), которая вместе с "Супрематической архитектоникой" оказалась затем в частной коллекции Людвига (ныне Музей Людвига) в Кёльне. Так Василий Алексеевич Пушкарёв снова защитил свой музей от произвола министерских чиновников. Но этих "фокусов" ему не забыли. После жесткого прессинга с участием ленинградского партийного руководства
На место профессионала, каких в мире по пальцам пересчитать, назначили Ларису Ивановну Новожилову, дотоле работавшую первым секретарем Дзержинского райкома КПСС Ленинграда и за какие-то прегрешения отправленную в почетную ссылку в Русский музей. Хотя Новожилова имела косвенное отношение к искусству — она окончила философский факультет ЛГУ и какое-то время занималась вопросами эстетики, — это было нелепое назначение, ибо жизнь огромного музея столь специфична и сложна, что возглавлять его должен музейщик-практик, квалифицированный искусствовед. Но новый директор была своим человеком в кулуарах власти, ее персона устраивала местное партийное и московское руководство, и этим все сказано. О том, как бывший партийный секретарь руководила сокровищницей России, свидетельствуют записи, сделанные мною тогда при общении с сотрудниками и руководством Русского музея. Цитирую:
Новожилова затеяла ремонт корпуса Бенуа. Власти города ее поддержали, дали деньги. Попутно была составлена смета с объединением "Реставратор" на реставрацию Белоколонного зала и анфилады залов второго этажа. Смета составлена со значительным превышением расчетных сумм. В результате двое причастных к этому делу лиц, включая заместителя директора музея по административно-хозяйственной части (фамилии опускаю. — А. М.) попали под следствие. Создали многочисленный отдел по капремонту. Но во время ремонта повредили крышу корпуса Бенуа. Из-за этого фонды корпуса — отдел народного искусства, отдел советской скульптуры, отдел советской живописи, лекторий, выставочный отдел, упаковочную, реставрацию деревянной скульптуры — пришлось переместить в директорский флигель и частично — в сам дворец [35] . В результате все оказалось уплотнено до невозможности, музей стал работать на 1/3 своих возможностей. Корпус Бенуа намечается использовать хотя бы частично под экспозиции. Но стены там отсырели из-за того, что корпус два года стоял без отопления, теперь его 2–3 года надо сушить. Размещать там картины опасно. В церкви дворца осел потолок из-за того, что пришли в негодность перекрытия в зале. Нужно открыть обходной проход по анфиладе 2-го этажа через 4-й древнерусский зал (над ним церковь). По залу ходят толпы людей, иконы гибнут. Надо отгородить леса и открыть хотя бы узкий проход, чтобы была вентиляция. Бесхозяйственность во всем. Атмосфера в музее нездоровая, люди уходят.
35
Михайловский дворец центральный корпус ГРМ. Построен в 1819–1825 гг. по проекту К. И. Росси для великого князя Михаила Павловича — сына императора Павла I, брата Александра I и Николая I. Корпус Бенуа — примыкающий к Михайловскому дворцу западный (левый) флигель П-образного здания ГРМ. Спроектирован в 1910–1912 гг. архитекторами Л. Н. Бенуа и С. О. Овсянниковым, построен в 1914–1919 гг.
Новый директор самовластно стала править музеем. Трудно сказать, что тут сыграло роковую роль: характер Ларисы Ивановны или казарменный стиль руководства, усвоенный ею в райкоме, но с ее воцарением в музее началась "генеральная уборка". Сразу был смещен и. о. замдиректора по научной части. Затем ушли из музея заместители директора по АХЧ и пропаганде искусства, главный бухгалтер, начальник отдела кадров, главный инженер, заведующие издательским отделом и научным архивом, научной библиотекой, много квалифицированных специалистов и рядовых сотрудников. На их места подбирались подчас случайные люди, потом уличенные в разных проступках. Исчезла коллегиальность при принятии даже самых важных решений. Вот что поведала мне бывший замдиректора ГРМ по науке Елена Николаевна Селизарова:
Как-то возникла идея перевески вещей и экспозиции. Для этих целей важно привлечъ широкие круги специалистов, ведь это не решете одного руководителя музея, это наше общее дело. При Василии Алексеевиче Пушкарёве собирались авторитетные комиссии, куда привлекались ЛOCX, Академия художеств, Дмитрий Сергеевич Лихачёв, ведущие искусствоведы страны, научные сотрудники музея. Создание новой экспозиции — дело не одного дня. А Новожилова всё решала сама, с наскока. Было лишь одно правильное мнение — ее, все прочие отметались.