Страсти по Фоме. Книга 2

Осипов Сергей

Индусы были самыми деликатными из всей интернациональной шоблы интернов, что по медицински бесстыдно совала нос во все дырки отделения. Они ходили с глазами газелей и пугались каждого больного, особенно, когда те начинали лечиться по матушке и сестре ее Авось.

— Вы нам тоже понравились! — сказал, отсмеявшись, Василий Николаевич. — Так же как и немыслимые поступления на наш счет, благодаря которым мы модернизировали наше отделение и смогли приглашать любых специалистов… к вам, кстати, тоже…

— Скажу прямо, — хохотнул он ещё, — побольше бы таких больных и со

здравоохранением в стране будет все в порядке!

— Поэтому!.. — Поднял Василий Николаевич палец. — У нас к вам тоже, правда, скромный, в меру наших возможностей, подарок. Нет, на подарок это не тянет, даже по кодексу Гиппократа о взятках, скорее, это сюрприз…

«Сюрприз?..» Чего Фомин не любил, так это сюрпризов, он их просто боялся, поэтому напряженно уставился на доктора, не ожидая ничего хорошего, несмотря на доброжелательные улыбки вокруг. Сколько гадостей с ним происходило, даже и после таких улыбочек!..

— Верочка Александровна! — позвал завотделением. — Пожалуйста!..

Вера Александровна подала поднос, на подносе лежала черная кожаная папка с тиснением — «Диплом».

«Что это?» — уставился на нее Фомин.

— Меня решили наградить званием почетного больного?

— Ха!.. Откройте…

Он открыл. Внутри, аккуратно сброшюрованная гибкой спиралью, лежала машинописная рукопись. Он все еще ничего не понимая, попробовал читать, но буквы прыгали перед глазами.

— Ну-у? — подбодрил его завотделением. — Это ваше.

— Мне? А что это? Я никак…

— Нет-нет, не — вам, а — ваше! — пояснил Василий Николаевич, несколько разочарованно. — Не узнаете? Это же вы написали!

— Я?!

— Нет — я! — завотделением снова неудержимо рассмеялся и повернулся к ординатуре, приглашая и ее разделить его веселье, та с готовностью разделила, рабочий день все равно идет.

— По ночам. На дежурствах! — приходил во все больший восторг заведующий. — Нет, дорогой, это вы. Сами. Строчили здесь, как автомат. Графоман-маттоид, так они это называли.

— Кто они?

— Неужели не помните?.. — Василий Николаевич несколько смешался. — Специалисты.

Фомин испугался. Он все понял и понял, что нельзя этого показывать, вдруг выписку задержат.

— А-а! — небрежно махнул он рукой. — Вы об этом…

Он наугад прочитал несколько строк на открытой странице. Какая-то бешенная чушь: «…история Ассоциации уходит корнями в эпоху взрыва, но про эти корни почему-то упоминается только вскользь или совсем не упоминается… Единственные… свидетельства — Скрижали — не были… расшифрованы, — скакал он по абзацам, — и версий… было столько же сколько версификаторов. Но и ознакомиться со всеми версиями можно было, лишь выйдя к Последней Черте, вкусив Причастность Посвященных и получив высокое разрешение из рук Самого — главы высшего Совета Ассоциации…»

Мама дорогая, неужели это я? Надо же было так подвинуться!

— …наши девочки, — услышал он рокочущий голос заведующего, — в благодарность, разобрали и перепечатали ваши египетские письмена и распечатали к вашему выздоровлению. Ну, неужели не здорово? — чуть ли не обиженно посмотрел он на Фомина. — Выздоровели и

роман готов! Все бы так! Кстати, хочу сказать, читало все отделение, запоем. Когда спирта не было…

Короткий хохоток, и подхихикивание свиты, но натуральное, без подхалимажа, спирта, видимо, не осталось.

— Я, правда, не сподобился, не дали, но зато Вера Александровна вообще…

— Василий Николаевич! — строгим голосом предупредила старшая сестра.

— Ну вот, сказать не дадут! — улыбнулся Василий Николаевич.

— Хорошо, хорошо! — успокоил он сестру и вновь повернулся к Фомину. — Так о чем, бишь, я?.. А! Вот и отдайте куда-нибудь, вдруг напечатают? Сейчас такое печатают, что…

— Василий Николаевич! — снова подала голос Вера Александровна, уже укоряюще.

— В общем, — засмеялся заведующий, — нам понравилось, вы поняли! — стрельнул он глазами сначала в Фомина, потом в старшую сестру, потом сделал паузу, как бы заканчивая торжественную часть. — Ну, а в остальном, как говорится, желаю здоровья! Вера?..

Началась официальная часть обхода.

— Вы — сегодня, после обеда, Фомин или… — Вера Александровна сделала едва заметную паузу. — Уже завтра?

— Сегодня, Верочка, сегодня! — Василий Николаевич преувеличенно нахмурил брови, но не выдержал и хохотнул снова. — Он мне всю отчетность испортил по оздоровительной койкоосвобождаемости. Тем более в такой палате! У вас богатые друзья, Андрей Андреевич, но у меня тоже… начальство. И очередь! Еще раз желаю вам не попадать к нам, хотя мы вам всегда рады! Такой вот каламбур…

— Да, чуть не забыл! По поводу… этого… — Он похлопал себя по ключице. — Гистологический анализ будет денька через два, зайдёте?..

Благодушно кивнув, заведующий направился к выходу, сбивая медицинский интернационал в стайку.

— Но, Василий Николаевич, он же всего три дня, как встал! — заметила старшая сестра ему вслед.

Всем хороша была Верочка, но страшный шрам, который он однажды увидел на самой дельте ее живота, сделал их отношения предельно осторожными. После этого она приходила к нему только по ночам, не включая свет, и отдавалась ему, скупо освещаемая отблесками уличных фонарей на стенах и потолке. Амазонка на вылазке. Амазонка Фармацевтида. Или Терапевтида?.. Асклепиада.

Теперь она теряла ночь, последнюю.

Он понимал, что она что-то подмешивает ему в вечернюю порцию лекарств, потому что стоило только ей появиться в палате, после того, как гасили свет, в полурастегнутом, на обнаженное тело, халате, и у него возникала судорожная истома во всем теле…

— Ну хорошо, Вера Александровна, только спросите, на всякий случай у самого Фомина, когда он хочет! — бросил Василий Николаевич, уже выходя.

Все знал мудрый зав Ефимов, и хотя молод был для такой должности и неподобающе красив, все знали, досталась ему эта должность потом и кровью («Пациентов!» — добавляли острословы из ординатуры), после блестящих операций и таких же методологических статей в самом «NatureMedicine». Из-за длинных волос и артистической внешности, его иначе, как маэстро, не называли…