Страсти по императрице. Трагические любовь и судьба великих женщин
Шрифт:
Мать и дочь снова испытывают радость своей давней близости, но молодая женщина бессильна побороть мрачные мысли матери.
— Хочу умереть! — часто говорит Елизавета. — Я вычеркнула слово «надежда» из своей жизни.
Возможно, снова испытала бы какую—то нежность рядом с внуками, но видеть их для нее скорее тягость, чем удовольствие. Пленница самой себя и своих образов мечтает только об одном — бежать! Куда, почему — этого не знает, и лишь созерцание природы приносит ей некоторое облегчение.
Мария—Валерия покидает ее и возвращается к себе, но она не едет с ней. Направляется в Брюкенау,
Но Елизавета не возвращается; напротив, уезжает еще дальше — в Швейцарию, которую любит вопреки опасениям императорского кабинета министров: в то время Швейцария становится местом сбора всякого рода анархистов и революционеров, находящих защиту в этой нейтральной стране; среди них есть и опасные люди… Тридцатого августа императрица появляется под именем графини де Хохенембес в «Гранд—отеле» в Ко, над Террите, — вместе с графиней Штараи, генералом Бешевики и тремя другими фрейлинами, греческим певцом Баркером и несколькими слугами. Погода стоит великолепная, и Елизавета с наслаждением совершает длительные пешие прогулки, которые нравятся ей — и приводят в изнеможение фрейлин.
В это же самое время в Женеве находится один подозрительный человек. Зовут его Луиджи Луккени, ему двадцать шесть лет, он итальянец, родившийся в Париже. Бывший солдат, голова набита крамольными идеями; мечтает прославиться, убив кого—нибудь из «знаменитостей». На самом | Луккени не зацикливался на личности того кого хотел убить. Скорее оголтелый анархист, чем сторонник установления анархии, он просто собирается убить кого—нибудь из известных людей, а в ожидании подходящего случая приготовил орудие убийства — сапожное шило.
— С удовольствием убил бы кого—нибудь, — поделился он с одним из приятелей—анархистов, — но очень известного человека, чтобы о нем написали в газетах!
Итак, вооружившись, Луккени ищет жертву; вначале думает о принце Анри Орлеанском — тот частенько наведывается в Женеву. Подумывает и поехать в Париж, вмещаться в дело Дрейфуса, но дорога стоит недешево. И тут в газетах появляется сообщение о скором приезде в Ко императрицы Елизаветы… Теперь Луккени знает, на кого нападет: это намного проще, чем ехать в Париж!
В Ко к Елизавете вернулись силы; она пишет длинные письма дочери; рассказывает о своих экскурсиях и сообщает, что прибавила в весе, добавляя: ужасно боится стать похожей на свою сестру, королеву Неаполитанскую. Довольно весела, но окружение ее приходит в трепет, когда она объявляет, что намерена принять приглашение баронессы Ротшильд, желающей показать ей свою виллу в Преньи, чьи оранжереи считаются одними из самых красивых в мире. Генерал Бешевики приходит в ужас и делится с графиней Штараи своим беспокойством:
— В Женеве очень опасно, графиня! Кто знает, что придет в голову этим анархистам — они там кишмя кишат.
Но Елизавета настаивает на этом визите.
— Передайте генералу, что его опасения просто смешны! — заявляет она фрейлине. — Что может случиться со мной в Женеве?
И даже отказывается от яхты, которую хочет прислать за ней баронесса Ротшильд. Есть глубокий смысл в том, что семейство Ротшильдов строжайше запрещает всем, кто находится у него на службе, брать чаевые. И вот утром 9 сентября Елизавета в провождении графини Штараи поднимается на борт судна Генеральной навигационной компании, чтобы плыть в Женеву. Собирается провести ночь в отеле «Бо—Риваж», где ее уже ждут генерал, доктор Кромар и слуги, что должны вернуться на следующий день.
Плавание продолжается четыре часа. Елизавета использует это время, чтобы накормить фруктами и пирожными какого—то маленького мальчика, — ведет себя крайне возбужденно. В час дня судно причаливает берегу, и императрица с фрейлиной в карете доезжают до Преньи, где ее ждет 58–летняя баронесса.
Прием у баронессы вполне удался, несмотря на слишком большое число лакеев в расшитых золотым галуном ливреях. На украшенном орхидеями столе прекрасная посуда венского фарфора, где—то негромко играет оркестр. Три дамы выпили шампанского и отведали вкуснейших блюд, одно них — «клецки, мусс из птицы и мороженое по—венгерски».
Потом осмотрели коллекцию предметов, превращавшую виллу в настоящий музей: произведения искусства, ковры, экзотические птицы, королевские оранжереи. Все это так понравилось императрице, что уехала очень довольная проведенным днем, расписавшись в золотой книге баронессы.
К счастью, не пролистала ее и не увидела на одном из листов подпись, которая потрясла бы ее, — подпись ее сына Рудольфа.
Вернувшись в Женеву, Елизавета и Ирма Штараи идут отведать мороженого — императрица от него без ума, — а затем возвращаются в отель, где, кстати, императрица проводит плохую ночь. Ночь эта светла, красива, и чувствительная Елизавета ощущает ее с почти болезненной остротой восприятия.
На следующий день, 10 сентября, она встает в девять утра; отправляется на улицу Бонивар к торговцу музыкальными инструментами, чтобы купить оркестрион и музыкальные валики для Марии—Валерии. Она думает, что оркестрион «доставит удовольствие императору и детям». Потом возвращается в отель, переодевается для дороги и пьет стакан молока, заставляя и графиню Штараи попробовать:
— Право, графиня, оно великолепно!
В час тридцать пять женщины выходят из отеля и пешком идут по набережной к дебаркадеру. Они не замечают незнакомого мужчину, который идет им навстречу и притом ведет себя как—то странно: прячется за деревьями, появляется, снова скрывается…
Внезапно он возникает перед императрицей, наносит ей удар кулаком или тем, что ей кажется кулаком, и, оттолкнув в сторону графиню, убегает. Фрау Штараи пронзительно кричит, видя, что императрица оседает на землю. Человек тот далеко не убежит: на соседней улице двое прохожих бросаются ему вслед, хватают и связывают. Люди начинают собираться вокруг упавшей на землю очень красивой женщины в черном. Пышная шевелюра, к счастью, смягчает удар головой о землю. Какой—то извозчик помогает подняться на ноги, для него она еще одна иностранка, не более.