Страсти по Юрию
Шрифт:
Варвара легкомысленно фыркнула на слово «низенький», но Владимиров так разволновался, что весь потемнел.
— Раз нужно проверить кишечник, проверим. При чем тут поездка? Ты слышала, Варя?
Внимательный доктор Пихера тут же куда-то позвонил, уточнил, распорядился и велел завтра приехать в клинику и лечь на обследование.
— На сколько? — спросила Варвара.
— Дня на два.
— Не буду я ничего проверять! — сердито сказала она, как только машина отъехала от клиники. — И голову
— Нет, будешь. — Владимиров скрипнул зубами. — Что значит «не буду»? Ты что, ненормальная?
— А то? — усмехнулась Варвара. — Ты, Юрочка, сам ненормальный. И я ненормальная. Ведь сказано, Юрочка, «муж и жена…». И завтра я еду в Париж, а не в клинику.
Назавтра она села в поезд и укатила. Сказала, что слабость сняло как рукой и все это чушь, разговоры пустые. Ненужная паника молокососа. И хотя доктор Пихера меньше всего был молокососом и никогда не паниковал, Владимиров промолчал, не стал с нею спорить. Пусть едет, проветрится. Он ждал ее домой в субботу вечером, но она неожиданно вернулась в пятницу утром: села в четверг на ночной поезд.
— Тоска невозможная! — сказала она капризно. — Ну, дуры! Ну, бабы! А какое бесстыдство, Юрочка, ты не поверишь! Наизнанку выворачиваются! Такие подробности рассказывают, что у меня волосы на голове поднимались!
Она помолчала.
— Была Марь Степанна. С клюкой. Партнер вроде плох. Рассказала, как она в свое время отшила гэбэшников. У них пришли делать обыск, а она якобы вывалила им под ноги корзину с грязным бельем и сказала: «Ищите в трусах. Может, что и найдете. Как раз менструация только что кончилась».
— Да врет, как всегда, — пробормотал Владимиров, всматриваясь в ее лихорадочные глаза. — Тебя там совсем не кормили?
— А может, не врет, — усмехнулась Варвара. — Кормили ужасно невкусно. Какими-то рыбками кислыми в соусе… Наверное, я отравилась немножко. Посплю, и пройдет.
Она быстро прошла в спальню и, как была в платье, так и легла, завернулась в одеяло, лицом уткнулась в подушку. Владимиров заглянул через час. Она не спала и лежала на спине с открытыми глазами.
— Почему ты не спишь? — спросил он.
— Я спала, — прошептала она. — И видела своего ребенка.
— Какого ребенка?
— Не знаю. Ведь их было двое.
Страх появился на ее лице, она взяла его руку и положила ее себе на шею.
— Послушай, как сердце стучит.
— Скажи, что ты видела, — хрипло попросил Владимиров.
— Я сидела на ковре в нашей старой квартире, а рядом со мной что-то словно мерцало. Как будто бы сгусток какого-то света. Я видела, что это мальчик. Да, маленький мальчик, младенец.
Она громко всхлипнула.
— Подожди! — вскрикнула она, заметив, что он хочет что-то сказать. — Я чувствовала его. Он
Владимиров наклонился и поцеловал ее. Потом вытер ладонью ее быстрые и горячие слезы.
— Нет! — она оттолкнула его руку. — Я бы могла просить: «Господи! Прости меня!» Могла бы просить? Ведь могла? А я не прошу.
Лицо ее сморщилось.
— Не нужно меня прощать! Ни в коем случае нельзя! Я виновата и вечно должна за это отвечать. Я должна мучиться, Юрочка!
Она резко села в кровати.
— Я встречусь когда-нибудь с ним?
Владимиров опять попытался поцеловать ее, и она опять оттолкнула его руку.
— Мы с тобой так прекрасно жили, а главного я ведь тебе не сказала! Я тебе не сказала, что я убила его. — Варвара глубоко задышала, удерживая рыдание. — Ему больно было, когда его убивали. Ему было так, Юра, больно! Я только сейчас поняла! Больно было! Он был весь в крови!
Владимиров обнял ее.
— Молчи! — приказала она. — Я во всем виновата! Не нужно меня утешать!
— Варя, — жалея ее и не зная, чем помочь, пробормотал Владимиров. — Людей без греха не бывает. У каждого что-нибудь есть на душе.
— А жить с этим как?
Она перестала плакать и смотрела перед собой остановившимися глазами. Потом тихо легла и натянула одеяло до подбородка.
— Я знаю, почему я заболела. И правильно, что заболела. И лучше бы раньше.
Лицо ее проступало белым пятном в темноте.
— Ты дай мне попить, — попросила она. — Мне хочется коки холодной попить.
Владимиров косолапо пошел в кухню, света почему-то не зажег, нащупал дверцу холодильника, открыл. В холодильнике было пусто, кока-колы не было и в помине. Он вернулся в спальню.
— Воды попей, Варя, — страдая, что приходится отказать ей, пробормотал он. — Нет у нас коки.
— Ах, Юрочка, как же так: нет! Ты еще посмотри! — лихорадочно забормотала она. — Может, хоть одна бутылка где-нибудь осталась! Хоть глоточек, Юрочка!
— Но, Варя, ведь я посмотрел! Коки нет. Я завтра пойду и куплю. Завтра утром. Ты спать еще будешь…
— Нет, нет! Что ты, Юра! — она заметалась. — Сейчас бы попить. Глоточек. Немножко попить, и засну… И ты пойдешь спать… Хоть глоточек!
— Водички не хочешь со льдом, а? Воды?
Она вдруг опомнилась.
— Ступай, ложись спать! Ты измучился весь!
— А ты?
Она опять взяла его руку и положила на свою мокрую от слез шею.
— Ты — мой ненаглядный. Ложись лучше спать.