Страстная неделя
Шрифт:
Какая теперь путаница пойдёт! Не отличишь солдат, которым за год осточертела королевская власть, от бывших приспешников короля — они ведь с надлежащей быстротой переметнутся в другой лагерь, чтобы сохранить свои земли, свои замки, свои доходы. Ку-ку! А потом ловкачи сменят голубые ленты на красные. Нет, не хочу я увидеть все это ещё раз. Противно! Все это ложь — и даже страх, от которого у этих людей живот схватило… Даже страх, такое реальное чувство, и то — ложь.
Однако есть и настоящий страх, вот он-то и не даёт мне думать о том, о чем так тянет думать, не даёт смотреть прямо в лицо смерти… Из-за этого-то и приходят в голову всякие
Для выдумок Бернара момент и обстоятельства оказались самыми благоприятными. Пятёрку волонтёров все понимали с полуслова — настолько паника, хотя и в скрытом ещё состоянии, уже овладела королевским воинством. А правоведы, которых направляли от одного к другому, шли все пятеро, подталкивая вперёд долговязого, и добрались наконец до группы командования, остановившейся у подножия холма — там Тони де Рейзе, граф де Дама и Сезар де Шастеллюкс, сидя в седле, ждали сведений о причинах образовавшегося затора; принцы проехали пять минут назад, возникло опасение, как бы они не оказались отрезанными от войска. Правда. Луи де Ларошжаклен достиг уже Пон-Реми, и ещё были видны медвежьи шапки гренадеров, составлявших арьергард его отряда, но все-таки!..
Господин де Рейзе узнал в долговязом одного из молодых волонтёров, которых к нему привели по их прибытии в Бовэ — они тогда произвели на него прекрасное впечатление. Этого длинного худого малого ему даже представили, и господин де Рейзе ужасно досадовал на себя, что не помнит его фамилии; ведь было бы просто великолепно, если бы она запомнилась и можно было бы щегольнуть: «Ах, это вы господин такой-то! Ну что, дорогой мой?..» Такие штуки всегда имеют успех. Наполеон благодаря своей дьявольской памяти замечательно умел пользоваться этим фокусом. Ну-с, так что же случилось? Добровольцы хором принялись объяснять, предоставляя, однако, долговязому поправлять их и уточнять сведения. Тони де Рейзе подобрал поводья и повернулся к графу де Дама. Тот. не расслышав как следует донесения, приказал повторить суть дела.
О, суть дела очень проста. Необходимо немедленно собрать гвардию вокруг принцев, иначе они попадут в ловушку. Переправу через Сомму отменить. Самое большее — можно попробовать достигнуть Абвиля по левому берегу, если только там уже не расположился Эксельманс, и пробраться к Амьенской долине через Пон-Реми…
— Но откуда вы все это знаете? — спросил Шарль де Дама. — Сведения как будто основательные, но все-таки… Надо бы послать людей проверить…
Тони де Рейзе был твёрдо убеждён в достоверности сведений.
Слухи, которые он сам приказал распространять, чудесным образом подтвердились, и господин Рейзе, считавший себя глубоким психологом, вдруг оказался в собственных своих глазах ещё и гениальным стратегом, наделённым необычайной прозорливостью.
Большая часть королевской гвардии находилась впереди них, на подступах к Пон-Реми. Отрядам приказали расположиться в поле и ждать там, составив ружья в козлы.
— Под таким дождём?
— Поверьте мне, дождь небесный нас только вымочит, а свинцовый ливень всех скосит. Во всяком случае, надо поскорее послать эстафету, нечего мешкать…
— Эстафету? Что там эстафета! Надо направить отряд, и притом покрупнее…
Сезар де Шастеллюкс предложил послать в долину Соммы всю лёгкую кавалерию, под его командованием, с заданием остановить Эксельманса и держать связь при помощи гонцов.
Шарль де Дама об этом и
Вот каким образом Марк-Антуану д'Обиньи поручили командование отрядом фланговой разведки, дав ему наказ обнаружить неприятеля и тотчас отступить.
И тут Шарль де Дама сказал, что было бы интересно непосредственно допросить этого разъездного приказчика с ткацкой мануфактуры, давшего сведения молодым волонтёрам, студентам Школы правоведения, которые, кстати сказать, ещё раз доказали свою сообразительность и верность трону. Правоведов разыскали без труда, но приказчик остался на холме, а туда надо было карабкаться прямо по косогору, так как дорога была забита воинскими частями.
С волонтёрами послали адъютанта гвардии. «Вот он!» — крикнул один из правоведов.
Адъютант поднял голову и увидел чёрный фургон, в который была запряжена пара белых першеронов. Вокруг собралась толпа, что ещё больше затрудняло движение. Что? Что там такое? Что случилось?
Долговязый проталкивался, работая локтями. Его провожали не очень любезными возгласами, но все-таки ему удалось пробраться к белой упряжке. Прежде всего ему бросился в глаза цилиндр, скатившийся на дорогу; на козлах под зелёным брезентовым верхом запрокинулось тело возницы, привалившееся к стенке фургона, а голова… Да разве это была голова?.. Рядом с трупом лежал большой пистолет; второй пистолет ещё сжимала левая рука, свисавшая с козёл; вожжи держал кто-то из артиллеристов Мортемара; белые кони ржали.
Лица у Бернара больше не было. Он выстрелил себе в рот из седельного пистолета, с которого она сама стёрла пыль, и чуда не произошло — он не промахнулся. Итак, есть на свете нечто бесспорное, что никогда не бывает ложью и с чем шутить нельзя.
Под этой правдой мертвец поставил свою подпись, размозженная голова забрызгала брезентовую стенку фургона мозгом и кровью. Люди кричали: «Доктора! Доктора!» К чему?
Смерть была ясной и очевидной. Не стоило призывать служителя науки для того. чтобы он объяснил то. что было бесспорно, новой ложью.
Кто-то из местных жителей, человек в широкой серой блузе, взял белых лошадей под уздцы, потянул за собой, громко и угрюмо понукая: «Но! Но!» И чёрный фургон тронулся, рассекая толпу, расступавшуюся на его пути. Волонтёры и адъютант пошли вслед за фургоном. Через несколько шагов мертвец под зелёным брезентовым верхом рухнул на бок. По толпе зрителей пробежал трепет, человек, тянувший лошадь, в нерешительности остановился, потом опустил голову и, ссутулившись, двинулся дальше. Люди, теснившиеся у обочин дороги, окликали его, спрашивали. Он отвечал: