Страстный защитник
Шрифт:
В его колдовских глазах сверкнули насмешливые искры. Загадочно улыбнувшись, он произнес:
– Боюсь, вы не вполне понимаете, о чем говорите.
И снова ее пронзило прежде не испытанное чувство. Ее душа тянулась к нему. Неизъяснимая сила, исходившая от него, лишала ее воли к сопротивлению. Этому следовало положить конец.
Анна поняла, что ей следует уйти. Теперь же, немедленно.
Резко поднявшись, она пробормотала:
– Уже поздно. У меня завтра много дел. А вам просто необходимо как следует выспаться.
Он подхватил с лежанки плащ и, подойдя к Анне, набросил его ей на плечи. Она едва удержалась от того,
Морван неторопливыми движениями застегнул пряжку плаща, словно невзначай коснувшись кончиками пальцев нежной кожи на ее шее. Анна стояла не шевелясь. Она словно оцепенела от его близости.
Он положил ладони ей на плечи и заглянул в глаза. И вдруг наклонился, приникнув к ее губам в нежном поцелуе.
Анна вздрогнула, подавляя рвущийся из груди крик.
Взгляд Морвана, пламенный, настойчивый, словно парализовал ее. Она чувствовала себя в его объятиях совершенно беспомощной, как животное, попавшее в капкан. Колдовской блеск его взора завораживал ее, лишал воли к сопротивлению. Но быть может, это волшебное сияние огромных агатовых зрачков – не что иное, как признак начинающейся лихорадки? Эта мысль придала ей сил. Стряхнув с себя наваждение, она подняла руку и коснулась его лба. Морван нежно сжал ее ладонь длинными, сильными пальцами и прижал к своей щеке.
– Останьтесь, не уходите, – глухо пробормотал он и принялся покрывать ее руку поцелуями.
По коже Анны побежали мурашки. Она едва не лишилась чувств, так велико и всеобъемлюще было желание, которое он сумел пробудить в ее теле.
Но в следующий миг наваждение рассеялось без следа. Она взмолилась о помощи свыше, и та была ей ниспослана в виде воспоминания о многих умиравших от чумы мужчинах, за которыми она ходила. Почти все они в полубреду сознавались ей, что мечтали бы встретить смерть в объятиях женщины, на ложе любви. Разумеется, никто из них не дерзнул представить в роли этой женщины ее, Анну. Она знала: это не только из-за того, что она была их госпожой, просто мужчины не испытывают вожделения к девицам вроде нее – слишком высоким, нескладным и некрасивым. Но этот рыцарь решил домогаться именно ее благосклонности. Все объяснялось просто: нигде поблизости не оказалось более подходящего объекта для его устремлений…
Она мягко отстранила его руку.
– Мне пора. – Движения ее, когда она, охваченная смятением, шла к выходу из шатра, были лишены привычной уверенности. Ей было одновременно жарко и холодно, кровь отчаянно пульсировала в висках. Как ни странно, она не почувствовала себя оскорбленной – происшедшее просто застало ее врасплох. Анне было известно, что мужчины время от времени испытывают настоятельную потребность интимного общения с женщинами. По-видимому, этот рыцарь пребывает нынче во власти своего вожделения. Если уж он допустил возможность удовлетворить его в объятиях такой малопривлекательной, неженственной особы, как она…
Анна замешкалась у выхода, и Морван стремительно преодолел расстояние, которое их разделяло, и остановился подле нее. Сквозь одежду она ощутила тепло его тела. Глядя в пространство, она скороговоркой произнесла:
– В городе есть одна женщина, которая очень… очень часто вступает в общение с разными людьми. С мужчинами. В том числе с больными. Хворь обходит ее стороной, и она ее не боится. Если хотите, я могу послать за ней.
Она дорого бы дала, чтобы увидеть, как изменилось его лицо при этих словах.
– Нет, благодарю. Не трудитесь. Я не нуждаюсь в услугах продажной женщины.
Анна окончательно смешалась. Покраснев до корней волос, прикоснулась пальцами к его руке словно в знак извинения и шагнула за порог.
И тотчас же была остановлена сильной рукой, сжавшей ее плечо. Еще мгновение, и она снова очутилась в шатре, лицом к лицу с Морваном. Он смотрел на нее, сурово сдвинув брови, и сжимал плечи с такой силой, словно намеревался оторвать от земли и подбросить в воздух.
– Не уходите. Останьтесь со мной.
– Вы слишком многого требуете. Христианское милосердие тоже имеет границы.
– Я ведь прошу вас побыть со мной только до тех пор, пока я не засну. В вашем присутствии я забываю о своей беде, мне удается о ней не думать. У меня и в мыслях не было оскорбить вас словом или действием.
Могла ли она отказать ему в подобной просьбе? Ей снова вспомнились собственные мучения. Насколько все же трудно быть мужчиной. Не сметь даже на пороге смерти поведать посторонним о своих страхах. Не отважиться признаться в них даже самому себе. В какую черную бездну отчаяния погрузилась бы она, очутившись у смертного порога, не окажись рядом Асканио…
Что ж, она сможет провести здесь еще час-другой не в ущерб своим многочисленным обязанностям. Отказать в такой просьбе умирающему было бы грешно. Она взглянула на него с глубочайшим сочувствием. Он обещал, что не позволит себе ничего лишнего… Но даже если это обещание окажется нарушено, она сумеет поставить его на место. Ей не привыкать.
– Если вы тотчас же ляжете в постель и постараетесь заснуть, я посижу здесь еще немного.
По-прежнему ощущая неловкость, она прошла следом за ним в глубь помещения, а когда он, приблизившись к лежакам, вдруг резко остановился и повернулся к ней, замерла как вкопанная, не зная, чего от него ожидать.
Но в глазах его, обращенных к ней, застыли такая безысходность, такая грусть, что, оставив всякие опасения, она лишь беспомощно улыбнулась в ответ.
И снова на память ей пришли те страшные часы и дни, когда она сама боролась с болезнью. Тогда рядом был Асканио, и его присутствие придавало ей сил и мужества. Но о том, чтобы лечь рядом с этим рыцарем и обнять его, как она обнимала Асканио, разумеется, не могло быть и речи. Сэр Морван не был монахом, и это чувствовалось во всем его облике, в каждом слове и жесте. Она подошла к его лежаку и присела на самый его край.
– Ложитесь, сэр Морван. А я посижу рядом, у вашего изголовья.
Он поспешно повиновался: присев на ложе, снял сапоги, после чего вытянулся на чистой простыне и укрылся одеялом. Однако рост его оказался столь высок, что голове не хватило места на лежаке, и он с удивительным для умирающего проворством водрузил ее на колени Анны. Она вздрогнула от такой бесцеремонности, но слова возражения не успели слететь с ее уст: Морван поднял руки, обхватил ее за шею и притянул к себе. И запечатлел на ее губах нежный, долгий поцелуй. Оторвавшись от ее губ, он не разжал руки, и глаза его, в которых полыхал огонь едва сдерживаемой страсти, оказались в нескольких дюймах от ее изумленных глаз. Анна с тревогой подумала, что ему наверняка слышны гулкие частые удары ее сердца.