Стратагема ворона
Шрифт:
Дозорные Хафн, столкнувшись – с их точки зрения – с ещё одним разведывательным отрядом, начали перестраиваться, образуя большую… стаю, поняла Кируев. Она теперь не могла думать об этом построении иначе.
– Это не имеет смысла, сэр, – сказала Джанайя. – Зачем использовать довольно глупых дронов для системы предварительного оповещения?
Пятая тактическая не упустила свой шанс, оказавшись в выгодной ситуации. Субдисплеи внезапно заполнились сообщениями об открытии огня. Было трудно сказать, сумеет ли коммандер удовлетворить просьбу Джедао о пленниках посреди хаоса из адского пламени и кинетической энергии.
– Андан
– Если они сумели проникнуть в Крепость Рассыпанных Игл, – сказал Джедао, – то выкрасть кое-какую инвариантную технологию было бы нетрудно. – Он язвительно скривился. – Насколько нам известно, здесь действуют какие-то особые культурные предрассудки.
Коммандер Кавинте время от времени присылала лаконичные донесения. Во взгляде Джанайи явственно читалась тоска: ей не дали поучаствовать в сражении. У её старшего помощника лицо было непроницаемое, но Мурис всегда выглядел таким. На его деловитость можно было рассчитывать в любом деле. Операция настолько ошеломила дозорных, что Кируев показалось, будто за её плечом вот-вот материализуется нечто с длинными и острыми зубами и обеспечит космическую справедливость.
В конце концов Кавинте сообщила:
– Сэр, большинство дозорных взорвали себя, чтобы не попасть в плен. Мы вышлем вам наши отчеты, когда получим более подробные результаты анализа. Но в суматохе разведмотам удалось поймать одного из них, прежде чем противник сообразил, что происходит.
– Хорошая работа, – похвалил Джедао. – Мои поздравления вашим подчинённым. Взломайте эту штуку, но примите все меры предосторожности. Кто его знает, вдруг внутри смертоносные споры или призраки.
Кавинте хохотнула:
– Тем веселей для нас.
– Отзовите Пятую тактическую и заполните наш нуль, раз уж вы всё равно заняты делом. Просто на тот случай, если главный рой Хафн быстрее или ближе, чем мы предполагаем.
– Разумеется, сэр.
До следующего сообщения оставалось три часа двенадцать минут.
– Генерал Джедао, – сказал офицер-связист, – сообщение от коммандера Кавинте. Конфиденциальное.
– Это нехорошо, – проговорил Джедао, хотя его тон был скорее раздраженным, чем обеспокоенным. – Я выслушаю его в своей каюте. Генерал Кируев, дайте знать, если случится что-нибудь интересное.
– Сэр, – сказала Кируев.
Ровно через час Джедао связался с ней в командном центре.
– Зайдите ко мне, – сказал он.
И всё.
– Надеюсь, там не смертоносные споры, – заметила Джанайя.
– Не думаю, что кто-то смог бы удержать смертоносные споры в секрете от всего роя, – ответила Кируев. – Я лучше взгляну, в чем проблема.
– Лучше вы, чем я, – поддакнула Джанайя. Они тихонько рассмеялись. У Муриса сделался слегка неодобрительный вид.
Дверь в покои Джедао открылась при приближении Кируев. Немертвый генерал стоял, заложив руки за спину, и смотрел на что-то под таким углом, что Кируев не могла разглядеть детали. Она отдала честь и стала ждать.
– Вольно, – сказал Джедао. – Знаете, я всегда терпеть не мог, когда командиры приказывали мне быть откровенным. Но, черт возьми, я попрошу вас об откровенности.
Я провел большую часть необыкновенно долгой жизни, творя с людьми ужасные вещи. Убийства. Пытки. Измена. Бойни. В виде короткого списка звучит не так уж впечатляюще, но люди-то были настоящие. Я… я приносил подлинный вред. Таков длинный способ объяснить тот факт, что моя личная система оценки ужасного не откалибрована должным образом. Мне нужно, чтобы вы сказали, насколько плохо то, что я вам сейчас покажу.
Кируев призадумалась, а потом решила, что от честности хуже не будет.
– Сэр, – сказала она. – Я старший офицер. Я достигла своего теперешнего положения, делая многое из того, что делали вы.
– Просто окажите мне любезность, генерал. Хочется верить, что в этом проклятом рое есть люди лучше меня.
– Тогда показывайте, что у вас там.
Джедао жестом велел Кируев подойти и встать рядом с ним. Видео снял кто-то из инженерной группы «Опаленного часа». Джедао перемотал часть с мерами предосторожности и остановился там, где группа взломала «гроб». Лучшего определения для предмета их исследований не было. На крышке «гроба» блестела золотая пластинка. На ней было что-то написано: Кируев знала, как выглядит архаичное письмо Хафн, но не могла его читать. По краю шел замысловатый узор из незнакомых цветов, плодов и перьев, сплетающихся в узлы. Чем пристальней она смотрела, тем отчетливей видела, что в узоре попадаются резвящиеся насекомые, и все в целом подозрительно похоже на «колыбель для кошки».
Техники в скафандрах придумали, как снять крышку с «гроба». Из-под неё вырвался сине-фиолетовый пар. Кто-то прикрепил заметку: они всё ещё изучали газ, но предварительные результаты показали, что он не токсичен. Кируев потребовалось много времени, чтобы понять, что именно она увидела в «гробу». Джедао хранил молчание.
Первое, что бросилось в глаза Кируев, – это тщательность, с которой были разложены… компоненты? Она не могла подобрать слово получше. Красивые птицы неизвестной ей породы, с длинными шеями и аккуратно расправленными изогнутыми хохолками. Цветы, чьи лепестки двигались, как будто в такт дыханию. Нити из золота и хрусталя, сшивающие воедино плоть и растения и в конечном счете исчезающие в покрытых микросхемами стенках «гроба».
Внутри лежал мальчик или совсем юный парнишка. Во множестве мест его тело было бледным и прозрачным. Из таких участков вырастала сложная система циркуляции, соединяющая его с птицами, цветами и нитями. Вены тоже были прозрачные, и по ним ползла бесконечная вереница красных паучков.
В одной руке он сжимал выцветший фиолетовый шнур, завязанный петлей. Он был как раз подходящей длины для «колыбели для кошки» и оказался единственным предметом из содержимого «гроба», который не выглядел противоестественным.
Джедао приостановил воспроизведение.
– Они вызвали медиков, – сказал он почти нормальным голосом, – но у мальчика – у всей этой конструкции, как её ни назови – остановилось сердце или что-то в этом роде. Они засунули его в наскоро переоборудованную спальную капсулу, но я не думаю, что есть хоть какая-то надежда.
Кируев смутно предполагала, что Джедао был одним из тех людей, которые не любят детей, поскольку никогда не слышала упоминания о том, что у Джедао были дети. Проблеск страдания в глазах ревенанта заставил ее передумать.