Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2
Шрифт:
Чжан Манъэр покидает сцену, и появляется Цзян Юй. Вначале он поет: «Оставил я озерные заводи с их чистой водой, раз там нет клева. Скоро я приду к насыпи канала. Я вижу, как бьются о берег и пенятся волны. Вот я и у канала. Осталось только опустить наживку в воду, чтобы получился богатый улов. Тяжко жить. Мать уже стара, а я все в бобылях. Добра мы не скопили. Черт! Опять на крючке черепаха! Только теперь золотая!»
Здесь следует пояснить, что речь идет о волшебной черепахе, при ударе о панцирь которой появляются золотые монеты.
«Ну и диковинка! Дай-ка, я тебя рассмотрю. Вот это да! Сроду не видал такого. Отливает панцирь, словно золотой. Глаза горят и неподвижно смотрят на меня. Что это могло бы значить? (Поет.) Она вовсе не похожа на обычную черепаху. Из любезной воды вынутое золото так чудно сияет. (Говорит.) Теперь ты моя. Погоди. Возьму-ка я кусок камня и ударю пару раз по твоему панцирю. Первый раз, чтобы посмотреть, не выйдет ли чего-то необычного, а второй, чтобы не было повадно в следующий раз меня беспокоить. (Он стучит по панцирю.) Ого! Не успел я ударить пару раз, как что-то посыпалось на землю. Погоди, дай мне рассмотреть. Да это же куски чистого золота. Передо мной волшебная черепаха. Отныне мне, Цзян Юю, нечего беспокоиться, как прокормить мать. (Поет.) Я кручинился из-за холодного жилища и овдовевшей матери. Скудно наше пропитание, и жалок наш дом. Золото изменит нашу жизнь, больше не будет причин кручиниться. (Говорит.) Да пребудут со мной эти волшебные черепахи. Дай-ка, поймаю еще одну… (Поет.) Сдается мне, что черепаха родом из волшебной горы близ драконьего замка. Там, видать, отворена дверь в сокровищницу, так что я надеюсь умножить богатства».
Тут опять появляется рыбак Чжан Манъер и поет: «Я так спешил, и вот, наконец, канал. Что же я вижу? Какой-то проныра ловит рыбу! (Говорит.) Сидит на берегу и рыбачит. Не похоже, что он из наших. Но кто же это? Посмотрим! Ба, да это младший сын семейства Цзян! Эй, ты же постоянно ловишь на озере. Как ты посмел прийти нынче на наш канал?»
Цзян Юй (говорит): «Да ведь канал и озеро общее достояние. Какое тебе до меня дело?»
Рыбак (говорит): «Ты что говоришь? В прошлом году все рыбаки решили, что те, кому досталось озеро, рыбачат только там, а кому — канал — на канале. И никто не рыбачит в неположенном месте. Как же ты посмел нарушить это общее решение?»
Цзян Юй (говорит): «Мне не ведомо никакое решение. Всякий может здесь рыбачить, и баста! Мне плевать, озеро это или канал».
Рыбак (говорит): «Я не позволю тебе здесь рыбачить».
Цзян Юй (говорит): «А мне хочется здесь рыбачить. Ты что, осмелишься со мной тягаться?»
Рыбак (говорит): «Так я попотчую тебя парой тумаков!»
Цзян Юй (говорит): «Только посмей! Ты думаешь, что я тебя испугаюсь?»
Рыбак (поет на мотив ночного мотылька, устремившегося к зажженному светильнику): «Тебе достанется за твою заносчивость. Ради собственной выгоды ты вторгся в мои владения. Озеро и канал разделены, но ты все же взял удочку и рыбачишь здесь! Ты не собираешься отсюда уходить. Снедаемый непомерной жаждой наживы, ты решил половить рыбку в мутной воде. Ты крадешь у нас кусок хлеба, как же я могу смириться с этим? Мои кулаки препроводят тебя в преисподнюю!»
Начинается недолгая потасовка, но все в конце концов образуется, ибо прибегает человек и говорит, что негоже брату начальника уезда распускать руки. После этого Цзян Юй прекращает драку.
Но нас сейчас интересует не дальнейшее развитие событий, а тот контекст, в котором была упомянута стратагема 20. Рыбак упрекает Цзянь Юя в нарушении достигнутого рыбаками соглашения относительно мест ловли ради собственной выгоды.
20.5. Мутить воду у певички
«Я, Лай Дадянь из Цзянси, по природе человек независимый, мне по душе вино и женщины. Батюшка оставил мне небольшое дельце… Кормлюсь я сбытом снадобий».
Эти слова произносит в начале пьесы уже упоминавшегося Тан Ина (1682–1756) Проделка с мучным жбаном [ «Мянь ган сяо»] одетый торговцем снадобьями парень, после чего он продолжает: «Унаследованное добро я большей частью уже промотал. Доходы мои малы. И вот я прибыл в Хэнань в надежде отыскать покупателей для своего товара. Не очень-то меня беспокоит поимка самой рыбы, просто хочу замутить воду. Целый день просиживать в лавке — занятие прескучнейшее. Но я слышал, что здесь проживает известная певичка по имени Чжоу Ламэй, в ласках и музыке знающая толк…»
Под «замутнением воды» Лай Дадянь, похоже, подразумевает желание скрыть за завесой торговли снадобьями свой истинный интерес: страсть к женщинам и вину — стратагема 20 для сокрытия двойной жизни в действии. «Замутнение воды» можно понимать здесь еще как иносказание для «праздной жизни», и желательно в обществе женщин. Единственное, что мы узнаем дальше по ходу пьесы относительно Лай Дадяня, — это о неудаче его попытки сблизиться с певичкой Чжоу Ламэй.
В такой же отрицательной форме выступает стратагема 20 в самом известном эротическом романе минской эпохи (1368–1644) Цветы сливы в золотой вазе. Зять главного героя романа Симэнь Цина [семнадцатилетний Чэнь Цзинцзи, т. е. Чэнь «Деляга»], подвыпивши, проклинает не слишком гостеприимный для него дом тестя, говоря напоследок: «Мне хочется не рыбы поймать, а просто ради забавы помутить воду». Выказываемая зловредность здесь может рассматриваться и как пойманная рыба. В данном случае стратагема 20 предстает в сочетании стратагем нанесения вреда и подшучивания, но на достаточно примитивном уровне.
20.6. Поселиться в заведении певичек
Вэй по имени Цзиньчжун (1568–1627), что означает «Продвинутая верность», был мелким служащим приказа церемоний [ «либу»]. Начальник обожал его. Благодаря всяким нечестным приемам, используя свое положение, Вэй загребал бешеные деньги. Обильная еда, постоянные возлияния только усиливали его аппетит. Целыми днями он развлекался, забыв дорогу домой. Просиживающие за азартными играми бездельники были его лучшими приятелями.
На улице Десяти императорских зятьев некий Ван Сяоэр содержал увеселительное заведение. Он прознал, что Вэй Цзин-чжун не знает удержу в игре и утехах и не скупится при этом. Посему он созвал к себе нескольких холостых отчаянных парней и сказал: «Некий Вэй из приказа церемоний обещает быть хорошим уловом. Найдите-ка его и заманите сюда, чтобы мы могли вытащить из его карманов пару лянов серебра. Дело должно выгореть!» Среди этой братии был один по имени Чжан Чэн. За багровый цвет лица его прозвали Темным Чжаном. Это был продувной малый, который своего никогда не упустит. Перебивался он исключительно тем, что подстрекал состоятельных юнцов к праздности и азартным играм. Никому невдомек, скольких молодых людей из добропорядочных семей он сгубил и скольких строптивых сыновей вынудил загнать за бесценок свои дома и земли. Вот он и обратился к Ван Сяоэру с такими словами: «Раз ты хочешь, чтобы я привел его сюда, надобно позаботиться о добром вине и изысканных яствах. Ему должно здесь понравиться. Когда я приведу его сюда, все должны рассыпаться перед ним мелким бесом. Затем надобна смазливая баба, которая бы услаждала его и смогла бы завладеть его сердцем. И тогда, считай, он в наших руках. И не выпустим его, покуда не обдерем как липку. А называют это: «Мутить воду, дабы выловить всю крупную рыбу». После таких слов Ван Сяоэр был вне себя от радости, воскликнув: «Что за чудная уловка! Я занимаюсь приготовлениями, а вы ступайте и ведите его сюда!»
Данная сцена взята из не относящегося к выдающимся произведениям романа Сны темный и светлый, мир предостерегающие ([(«Цзин ши инь ян мэн»), рассказывающего о всесильном евнухе Вэй Чжунсяне] первое печатное издание 1628; [частичный русский пер. Дм. Воскресенского см. в книге: «Книга дворцовых интриг: Евнухи у кормила власти в Китае». М.: Ната-лис, 2002, с. 54—105]). Вэй Цзинчжун уже при первом своем посещении увеселительного заведения попался в раскинутые там сети обольщения: «Еще не успел он пригубить вина, а сердце его уже захмелело». Столь сильны были чары прекрасной Лань-шэн — Орхидеи, прислуживавшей ему. Так что Вэй Цзиньчжун с охотой принял предложение владельца заведения пожить некоторое время у него. У себя в приказе он сказался больным, велел принести из дома деньги и все время предавался любовным утехам и играм. Спустя полмесяца он лишился пятисот лянов серебра. «Воду», то бишь душу Вэй Цзиньчжуна, удалось на славу замутить.
Как нам кажется, высказанные папой Павлом Иоанном II в его «Послании семьям» [Gratissimam sane от 2 февраля 1994 г. ] мысли в чем-то перекликаются с вышеизложенным. По мнению папы, «семье как ячейке общества грозит еще большая угроза, нежели государствам, где в последние годы наметились существенные признаки распада. При просмотре некоторых телевизионных программ создается впечатление, что они представляют ненормальные, искусительные ситуации правомерными, тогда как на самом деле они неестественны. Тем самым затуманивают нравственное чувство» («Папское «Послание семьям», Новая цюрихская газета, 14.02.1994, с. 2).