Стратегии философского исследования коммуникации
Шрифт:
Для эпистемологического конструктивиста язык становится не просто средством описания, но технологией настройки внимания, позволяющей рассмотреть те аспекты природы, которые раньше ускользали, оставались незамеченными. При выборе в пользу эпистемологического конструктивизма природа Вселенной трактуется как бесконечно комплексная, позволяющая существовать разнообразным убеждениям, гипотезам, теориям, верованиям: «вижу то, что знаю, верю тому, что вижу». Но если у каждого исследователя конструируется собственная версия природы Вселенной, и он находит ей подтверждения, есть ли тогда шанс познать природу как целое, используя эти аспектные знания? При погружении в эпистемологический конструктивизм инициируется процесс «локализации» и даже «атомизации» картин мира, который определяет необходимость процесса «децентрации» [108, с.213].
Термин «децентрация» был введён Ж.Пиаже при исследовании того, как ребёнок начинает реконструировать позицию другого субъекта, например, в описанном далее случае: «В Женеве было опрошено много детей в возрасте до 7 лет. Они
Эпистемические и парадигмальные влияния играют существенную роль в том, какую стратегию исследования выберет данный исследователь. В то же время его стратегия является результатом его собственных выборов. Рассматривая выбор как действие, можно заметить, что человек, совершающий выбор, оказывается в рефлексивном состоянии. С одной стороны, он соотносит испытанные им влияния с собственной картиной мира, с тем, что он сам считает научным, достоверным и приемлемым, и с предписаниями сообщества, к которому он принадлежит. Затем, делая выбор, человек заново переопределяет (пересобирает) самого себя, таким образом используя рефлексивную позицию и возникающую в ней автокоммуникацию как способ пересборки целостности.
И в то же время, хотя субъект–исследователь постоянно собирает и пересобирает себя, стратегия исследования может формироваться только в ситуации, когда мировосприятие исследователя принципиально децентровано: ведь только в этом случае он может понимать суть выборов, которые осуществляет. Это возможно только из позиции рефлексии второго уровня. Находясь в ней, исследователь обнаруживает, что конструктивизм и реализм вполне способны органично дополнять друг друга в качестве двух компонентов децентрованного мировоззрения.
1.2.3. Рефлексия второго уровня Г.Марселя в связи со стратегиями и парадигмами
Г.Марсель разделяет первичную и вторичную рефлексию (он также называет их рефлексией первого и второго уровня). «Философское мышление – это прежде всего работа рефлексии» [92, c.144], – пишет философ. Ведь в процессе рефлексии «становится шире моя коммуникация с самим собой» [92, c. 146]. Человек «диссоциируется» внутри самого себя, начинает противопоставлять себя самого самому себе. Противопоставление самому себе кажется логически противоречивым: ведь человека обычно считают цельным. И, тем не менее, существует множество ситуаций, в которых человеческое внимание оказывается диссоциированным. Г.Марсель пишет: «Я намереваюсь поговорить о понятии «я сам», об этой реальности – «я сам» (moi-m^eme): понятии, с которым мы сталкивались так часто, но лишь для того, чтобы подчеркнуть его обескураживающую, пугающую двусмысленность» [92, с. 149]. Запутанность отношений с самим собой, столь характерная для каждого человека, проявляется в том, что говоря о самом себе «Я» или «Я сам», человек уже выделяет в себе «себя самого» и «кого-то ещё», того, кто говорит о себе. На первом уровне рефлексии эта «пугающая двусмысленность» [92, с. 149], не осознаётся. Однако, рефлексия второго уровня уже не может игнорировать эту диссоциацию. Г.Марсель пишет: «…одна из главных слабостей философии вплоть до нашей эпохи состояла в крайнем упрощении отношений, связывающих меня с самим собой» [92, с.152].
В этих цитатах важно выделить мысль о том, что описанная выше диссоциация наблюдателя может происходить в том числе и по уровням рефлексии.
Как бы вторя Г.Марселю, М.Мерло-Понти пишет: «речь и личность возможны только для «я», носящего в себе зародыш деперсонализации» [184, с. 26-27], цит. по [168, c. 102-103].
Делая выбор, пролагая собственный путь к решению исследовательской задачи, философ или учёный в каждом акте выбора оказывается в состоянии этой «пугающей двусмысленности». Порой человек начинает «придерживаться… выдуманной идентичности» [92, с.150] или идентифицирует себя с ролью, маской, личиной, которая являет его самого как «кого-то в частности» [92, с.151]. Противопоставление внутри самого себя является для человека развивающим и усложняющим состоянием: ведь в таком диссоциированном состоянии человек начинает видеть в себе многообразие, и замечать его в других людях, тем самым признавая «существование кого-то другого» [92, с.151]. Только диссоциировав самого себя с помощью рефлексии, человек оказывается в состоянии увидеть себя «кем-то в частности», а также заметить, что другие люди несут в себе подобную диссоциацию: «в собственном восприятии я одновременно «кто-то» и не «кто-то» [92, с.151].
Как один из путей рефлексивной диссоциации, можно отметить выделение человеком из себя самого субъекта-исследователя, возможность «относиться к себе как к субъекту» [92, с.152]. Отличие «субъекта» и «человека» можно понимать как отношение чего-то частного к чему-то общему. Субъект – это в первую очередь субъект некоей деятельности, описываемой некими стандартами, способный выполнять некоторые функции. Понятие «человек» – это целостность более общего порядка, нежели понятие «субъект». Диссоциация может развиваться и дальше: например, человек может обнаружить себя в роли наблюдателя, исследователя, творца, участника коммуникации, – всё это многообразие придаёт многомерность человеку и побуждает его как бы забыть о собственной цельности. Парадоксальным образом ответ на вопрос «Кто я такой?» перестаёт быть однозначным. Так, в частности, проявляется упомянутая выше «особая диспозиция эпистемы» [135, с.334], отмеченная М.Фуко.
В качестве примера диссоциации «самого себя» и «себя как кого-то в частности» Г.Марсель приводит ситуацию, в которой человек заполняет различные формуляры, сообщая о себе различные автобиографические данные. Будучи кем-то в частности в этом бюрократическом описании, человек не может избавиться от мысли, что это всё написано не о нём самом, что он – нечто другое, не описываемое этими казёнными формулировками. Этот пример наглядно демонстрирует, как в рефлексии первого уровня возникают различные варианты самоописаний, а на уровне рефлексии второго уровня эти самоописания перерабатываются. Вторичная рефлексия в состоянии «влиять на процедуры, к которым прибегает первичная рефлексия» [92, с.157]. Иными словами, если внимание человека организовано на уровне вторичной рефлексии, он может делать обобщения, выделять сходства и проводить различия, наблюдая результаты первичной рефлексии. Стратегически важные выборы человек может делать, только входя в рефлексию второго уровня. Находясь в рефлексии первого уровня он подвержен разнообразным влияниям, может оказаться в состоянии «выдуманной идентичности», переживать диссоциацию и дисперсию. В состоянии второго уровня рефлексии человек собирает себя как целое из всех испостасей, возникающих как на первом, так и на втором уровне рефлексии, используя процедуру рефлексивного самоопределения, то есть отвечая себе на вопросы «Кто я такой в данной ситуации?», «В чём моя цель?», «Каковы условия достижения цели?» и так далее. Эти «собирающие» вопросы являются автокоммуникативными, человек адресует их к «самому себе» и благодаря этому становится «самим собой».
Если говорить о рефлексивных уровнях, характерных для субъекта–исследователя, то, например, при чтении философского текста первичная рефлексия проявляется в том, что человек формально знакомится с его содержанием. При более глубоком погружении он начинает видеть композицию, тематические линии, улавливает смысл сказанного, может делать предположения о том, почему автор именно так изложил свою мысль.
Рефлексия второго уровня обращена с одной стороны на основания, на смысловой фундамент текста, на первичные тезисы и посылки, от которых автор текста отталкивался при его написании. С другой стороны она обращена на различные варианты рецепции этого текста, то есть различные интерпретации и толкования, на содержание коммуникаций, которые связаны с этими рецепциями, на дискурс. Таким образом текст (результат внутренней коммуникации автора «с самим собой») начинает отражаться в коммуникации сообщества, а благодаря этому многие представления, изложенные в тексте, начинают упорядочиваться, детализироваться и развиваться. Г.Марсель пишет: «Интеллигибельная среда… подразумевает не только место встречи, но… коммуникацию и стремление к коммуникации» [92, с. 144]. Формирование сообществ неотделимо от генезиса особого языка, который используется этим сообществом. С этой мыслью согласуется известный тезис Л.Витгенштейна о невозможности «индивидуального языка» [34, с.175 сл.], в котором он обосновывает, что язык, созданный во внутреннем диалоге, должен опираться на общеизвестные понятия, иначе он будет непонятен ни самому разработчику этого языка, ни другим людям, которым он адресует сообщения на этом языке.
Рассматривая научные сообщества как интеллигибельные среды, можно увидеть, что история научных идей наглядно демонстрирует восхождение вначале на первый уровень рефлексии. На этой стадии ещё нет единого сообщества, объединённого общей коммуникацией и общим профессиональным языком. На первом уровне рефлексии формируются группы, каждая из которых возглавляется наиболее авторитетным деятелем, основателем школы или метода. Каждая из них собирает и группирует факты, высказывает предположения, вырабатывает собственный язык научного описания. Когда появляются исследователи, чьё внимание уже сосредоточено на втором уровне рефлексии, они начинают, вступая в коммуникацию с коллегами, анализировать их подходы и методы, классифицируя достижения разных школ, проводя различия и обнаруживая нечто общее, что позволяет дать фундаментальные объяснения некоторым явлениям и экспериментальным данным. Язык, который возникает при этом, становится языком диалога различных групп и формирует тезаурус более широкого научного сообщества. На этом языке формулируется научное знание и делаются предположения, которые только ещё предстоит проверить. Так начинается парадигмальная стадия развития науки по Т.Куну. Парадигмы прорастают на почве, предварительно обработанной вторичной рефлексией и орошённой благотворными грозовыми ливнями коммуникации.